Борис Левандовский - Шумен

Все же нашлись некоторые, кто сообразил безнадежность этих попыток. Но многие уже не могли выбраться из напирающей со всех сторон толпы. Вдруг дикое многоголосье прорезал чей-то страшный высокий крик. Макс увидел рядом с одной из дверей трамвая окровавленное детское лицо – то ли мальчика, то ли коротко стриженой девочки лет семи, – которое на мгновение вынырнуло над головами толпы и тут же скрылось внизу, будто захлебнувшись вместе с воплем.

Бойня на трамвайной остановке на минуту отвлекла Макса от пробирающего до костей холода, который продолжал тем временем усиливаться, превращаясь уже в настоящий мороз. Он так продрог, что его зубы выдавали костяную дробь, а оголенная кожа на руках стала гусиной и пошла фиолетовыми и оранжевыми пятнами. Впрочем, все, кто его окружал, выглядели не лучше.

Хотя Макс находился довольно далеко от места главной давки, ему потребовалось немало сил и сноровки, чтобы вырваться из тисков постоянно растущей толпы и оказаться в менее опасной зоне. Затем, окончательно утвердившись в необходимости искать иной путь бегства от этой необъяснимой зимней стужи, он кое-как пробрался обратно на проспект Свободы.

Здесь оказалось куда просторнее, чем вблизи остановок, однако ледяной ветер хлестал по замерзшему телу как хлыстом. Охваченные паникой, люди носились будто одержимые, уже безо всякого разбора заскакивая в любые открытые двери – магазинов, кафе, подъездов домов. Продавцы лотков, выстроившихся вдоль проспекта, спешно пытались собрать товар, но бросали свои места на произвол и присоединялись к остальным, ища спасения от крепчающего с каждой минутой холода. Макс лишь мельком обратил внимание на нескольких мародерствующих пенсионеров.

Где-то, издав громкий «кр-раш!», лопнула и обвалилась с грохотом большая витрина магазина одежды, и уже вскоре Макс заметил бегущих по улице людей, натягивающих на себя, видимо, первое, что попалось под руку. Грохот бьющихся витрин усилился, когда он двинулся в направлении Оперного, – тут располагалось много магазинов; продавцы безнадежно пытались защитить свою территорию от массового грабежа. Пробегая мимо одного из таких очагов сопротивления, Макс едва не упал, споткнувшись о тело молодой девушки в униформе продавца, которая лежала на тротуаре с перерезанным куском витринного стекла горлом. Ее мертвое лицо с открытыми глазами, казалось, принадлежит восковой кукле; кровь из шеи растеклась поперек тротуара и размазалась множеством ног на десяток шагов вокруг. Макс отпрыгнул в сторону, чтобы не наступить в темно-красную лужу. И тут же был кем-то сбит.

Поднявшись на ноги, он поскользнулся и снова упал, – под воздействием холода разогретые тротуары сперва конденсировали на своей поверхности влагу из воздуха, а теперь она замерзала, превращаясь в лед. Падая, Макс попал руками в самую середину кровавой лужи. Кровь девушки еще была теплой, а на морозе казалась просто горячей.

Он также сильно ушиб правое колено, однако был вынужден как можно скорее вскочить, чтобы не оказаться затоптанным, и захромал в прежнем направлении. Макс еще точно не решил, куда свернуть с обезумевшего проспекта, он просто подчинялся необходимости двигаться под воздействием холода и того, что творилось вокруг.

Легковой «форд» врезался на большой скорости в дом всего в пяти шагах перед ним, впечатав в стену со смачным и в то же время страшным звуком двух человек. Еще сразу несколько автомашин столкнулись на дороге; одна взорвалась и три или четыре загорелись, поднимая к небу масляные клубы черного дыма. Макс все чаще встречал на пути лежащие тела, – кто-то еще корчился, кто-то был без сознания или уже мертв. Местами стихийно вспыхивали драки, отовсюду неслись вопли и крики о помощи. Казалось, весь мир очутился во власти безумного иллюзиониста, перед которым Копперфильд выглядел мальчонкой в коротких штанишках, утомляющего соседей трюками из коробки с набором юного фокусника.

Максу все труднее удавалось сохранять равновесие: ушибленное колено, похоже, здорово распухло, дьявольски болело и почти не сгибалось, плитка тротуара превратилась в каток, при этом его то и дело пихали, толкали и налетали навстречу. Тем не менее, он никак не мог отделаться от назойливой мысли, что нужно вымыть руки; кровь из перерезанной глотки девушки скорее примерзала к его ладоням, чем подсыхала. Своих рук он уже почти не чувствовал.

Огибая очередное тело, неподвижно лежащее поперек тротуара, Макс внезапно узнал Батута. Он на секунду замешкался рядом с ним, одновременно уклоняясь от мечущихся людей. Видимых признаков насилия у Батута заметно не было. Возможно, он просто поскользнулся, как и многие другие, и ударился головой при падении. Но как бы там ни было, Макс быстро сообразил, что вряд ли способен ему чем-то помочь – от окоченения и боли в колене он сам едва держался на ногах. Он двинулся дальше, заметив краем глаза, что Батут по злой иронии оказался прямо под одним из плакатов группы «Драглайн-2», которые Макс расклеил вчера днем.

Достигнув перекрестка за Оперным театром, Макс понял, что ему конец.

Тело, защищенное одной футболкой и летними джинсами, сдавалось, уступая мертвенным вампирским объятиям двадцатиградусного мороза, и уже едва повиновалось. Внезапно Максу захотелось лечь прямо на тротуар и… Однако часть его сознания, которая вовсе не собиралась капитулировать, воспротивилась и напомнила, что если он поддастся этому соблазну, то больше никогда уже не поднимется.

Он бросился, насколько мог быстро, назад к двери ближайшего подъезда. Единственное, что оставалось, это постараться укрыться где-нибудь. Толпы народа на проспекте уже заметно поредели, – видимо, многие так и поступили. Макс толкнул дверь, но она едва поддалась. Он толкнул снова, уже сильнее. Похоже, кто-то подпирал дверь с обратной стороны. Чертыхнувшись, Макс побежал к следующей; ледяной воздух перехватывал дыхание. Дверь распахнулась, однако ему на встречу вылетел чей-то кулак и ударил в лицо. Макс шлепнулся на задницу и заплакал от досады, утирая предплечьем хлынувшую из носа кровь. Слезы моментально схватились морозом, повисая на ресницах крошечными сосульками и лишая его возможности видеть.

Мимо него кто-то пронесся, больно зацепив распухшее колено. Макс закричал, но все же благодаря неимоверному усилию заставил себя встать, прекрасно понимая, что следующее падение наверняка станет для него последним. Он сбил льдинки с ресниц бесчувственными пальцами, уже нисколько не заботясь о том, чтобы не измазать лицо кровью убитой девушки, и поплелся, тупо глядя перед собой.

Почти перестав что-либо соображать, Макс свернул направо в узкий переулок и проковылял шагов тридцать, когда услышал впереди быстро приближающийся шум – шум, который он теперь мог безошибочно узнать. Раньше, чем он сумел различить это сквозь туман в глазах, стало ясно – прямо на него несется сплошная лавина людей. Возможно, они являлись частью той толпы, которая вначале штурмовала трамвай на остановке, и теперь, как и Макс, искали свой путь к спасению в этой стороне.