Грэхэм Мастертон - Дьяволы дня Д

– Ден, пожалуйста. Это больше, чем просто жутко.

– Как можно так говорить, до тех пор пока это не исследовано? Я не отметаю суеверия, но здесь суеверие, которое мы можем сами же и проверить.

Отняв у меня свою кисть, она скрестила руки на груди, как будто чтобы защитить себя от последствий того, что она собиралась сказать.

– Ден, – прошептала она, – танк убил мою мать.

Я поднял брови.

– Что сделал танк?

– Он убил мою мать. Ну, он ответственен за это. Отец не уверен, но Элоиз знает это, и я это знаю. Я больше никому не говорила, да и никто не проявлял такого интереса к танку, как ты. Я должна предупредить тебя, Ден. Пожалуйста.

– Как мог танк убить твою мать? Он не двигается, так? Пушка не стреляет?

Она отвернула от меня свой изысканный нормандский профиль и отчеканила твердым шепотом:

– Это было в прошлом году, в конце лета. Пять из нашего стада заболели и умерли. Мать говорила, что танк это сделал. Она всегда обвиняла танк во всем, что было не так. Если был дождь и наше сено гнило, – она обвиняла танк. Даже если один из ее пирогов не поднимался. Но в прошлом году она сказала, что собирается навсегда расправиться с танком. Элоиз пыталась убедить ее бросить эту затею, но она не слушала. Она взяла святую воду, пошла к танку, окропила ей все вокруг него и произнесла заговор от демонов.

– Заговор от демонов? Что это такое, черт возьми?

Мадлен прикоснулась к своему лбу.

– Слова изгнания нечистой силы. Мать всегда верила в дьяволов и демонов, и в одной из ее святых книг были эти слова.

– Ну, и что случилось?

Мадлен медленно покачала головой.

– Она была всего лишь простой женщиной. Она была доброй, и она была нежной, и она глубоко верила в Бога и деву Марию. Но ее религия не смогла ее спасти. На тринадцатый день после того как она окропила танк святой водой, она начала кашлять кровью и, спустя неделю, скончалась в госпитале в Канне. Доктора говорили, что у нее была какая-то форма туберкулеза, но они так и не смогли сказать точно, что это была за форма или почему она умерла так быстро.

Теперь я чувствовал замешательство и, кроме того, – страх.

– Прости.

Мадлен подняла глаза, и я снова увидел ту скрытую улыбку.

– Не стоит извиняться. Но ты теперь можешь понять, почему я бы предпочла, чтобы ты не подходил близко к танку.

На некоторое время я задумался. Было бы не трудно совсем забыть этот танк или добавить к книге Роджера примечание, что последний сохранившийся танк «Шерман» из специального секретного подразделения все еще гниет в нормандской глубинке и что местная деревенщина верит, будто он одержим злыми силами. Но разве можно отделываться от такого каким-то там примечанием? Я не особенно верил в чертей и демонов, но здесь целая французская деревня испугана до полусмерти, а девушка серьезно утверждает, что ее мать умышленно убили злые духи.

Я толкнул назад свой стул и встал.

– Прошу прощения, – сказал я, – но я все же собираюсь взглянуть. Если это правда, – то, что вы рассказали о своей матери, – то мы имеем здесь крупнейшее со времен Ури Геллера свидетельство о сверхъестественном.

– Ури Геллера? – нахмурилась девушка.

Я кашлянул.

– Он, э-э, гнул ложки.

Она продолжала сидеть за столом; взгляд ее был немного печальным.

– Ну, если ты настаиваешь, то я должна пойти с тобой. Я не хочу, чтобы ты ходил туда в одиночку.

– Мадлен, если это действительно так опасно…

– Я пойду с тобой, Ден, – повторила она твердо, и все, что я мог сделать, это поднять руки в согласии. Так или иначе, я был рад компании.

Пока я разворачивал на дворе «Ситроен», Мадлен пошла одеть пальто. Небо начинало понемногу очищаться от облаков, и над нами появилась бледная луна, словно бледнолицый мальчишка смотрел сквозь грязное стекло. Мадлен пересекла двор, села в машину, и мы попрыгали по лужам и колеям, пока не достигли дороги. Перед тем как мы повернули, Мадлен дотянулась до моей руки и сжала ее.

– Я хочу сказать: «удачи», – прошептала она.

– Спасибо, – сказал я. – И тебе того же.

Минуты через две-три мы добрались до спрятанного в живой изгороди танка. Увидев его очертания, я тотчас же остановил машину у противоположной обочины и заглушил двигатель. Взяв с заднего сиденья магнитофон, питающийся от батареек, я открыл дверь.

– Я буду ждать здесь, – сказала Мадлен. – В ближайшее время, во всяком случае. Крикни мне, если я понадоблюсь.

– Хорошо.

Сюда вниз, к самой реке, под выступы скал, бледный лунный свет едва достигал. Я пересек дорогу, подошел к самому танку и прикоснулся к его холодному, поддавшемуся коррозии крылу. Он казался таким мертвым, заброшенным и ржавым, – и я снова это очень хорошо видел, – что было тяжело предположить, что в нем было что-то сверхъестественное: он был не более чем оставшимся после войны металлолом.

В траве, возле танковых гусениц, послышался шорох. Я застыл. Но затем из-под танка выпрыгнул заяц и стреканул в кусты. Было что-то поздновато для зайцев, но я предположил, что они могли сделать себе гнездо внутри самого танка или где-то под ним. Может, это и была отгадка реликвии Понт Д'Уолли, посещаемой призраками, – попискивающая и копошащаяся живая природа.

Насколько было возможно, я обошел вокруг танка; его правая сторона была полностью закрыта боярышником, и потребовались бы острые мачете и три туземца, чтобы осмотреть его целиком. Я удовлетворился левой стороной и задней частью. Меня заинтересовало, что были наглухо заварены даже вентиляционные отверстия двигателя; то же самое было сделано и с решеткой поверх водительской щели. Повесив магнитофон через плечо, я взгромоздился на крыло. Делая это я произвел порядочно шума, но полагал, что тридцатилетние привидения не будут сильно обижаться на ночное беспокойство. Я осторожно прошел по становившемуся черным корпусу, и мои шаги прозвучали пустым, металлическим звуком. Добравшись до башни, я постучал по ней кулаком. По звуку казалось, что она была совершенно пуста. И я надеялся, что так оно и было.

Как сказал Жак Пассарелль, танковый люк был заварен. Сварка выглядела сделанной наспех, но тот кто ее делал, знал свою работу. Однако, когда я вытянулся вперед, чтобы рассмотреть шов более внимательно, я увидел, что люк был запечатан еще и другим способом, – способом, который, по-своему, был так же надежен.

К люку было приклепано распятие. Оно выглядело так, будто его взяли с церковного алтаря и грубо закрепили на башне – лишь бы его никто и никогда не смог оттуда отодрать. Приглядевшись более внимательно, я увидел, что на шероховатом металле было еще и выгравировано что-то вроде святого заклинания. Большинство слов нельзя было понять из-за проевшей их ржавчины, но я смог ясно разобрать фразу: «Приказано тебе: изыди».