Елена Усачева - Большая книга ужасов. Millennium

– А кое-кому спать пора. А то вас ругать будут.

– И вы не задерживайтесь, – Кривой подпустил в голос металла. – Побыстрее там. До административного корпуса и обратно.

– Ничего, справимся, – не сдержалась Ирка, хотя понимала: надо молчать. Умный не тот, за кем последнее слово, а кто вовремя остановился. – Без советчиков.

– Ну конечно, вы же люди ученые. – Голос Кривого зазвенел. – А умеючи – это долго.

Кабанов дернулся было, но Ирка держала его крепко.

– Потом пошумишь, – процедила она сквозь зубы.

Сашка тяжело задышал. Он не привык, чтобы им командовали. Но второй раз проиграть драку на глазах у Зайцевой – не лучший вариант.

– Как ты нас нашла? – Сашка еще не совсем пришел в себя после поражения, хлюпал носом, боялся глубоко вздохнуть, чувствуя неприятную боль в ребрах.

– Чего вас искать? Вы топали по коридору как слоны.

– Я в окно вылез.

– Значит, Кривой топал.

– Он тоже через окно.

– Значит, кто-то еще топал, – не сдавалась Ирка. – Какая разница! И так было понятно, что вы чудить начнете.

– Это из-за моего выигрыша, – с вызовом произнес Сашка.

Ирка остановилась. Сейчас она была невероятно красива, словно соткана из лунного света. Серебристая футболка, серые джинсы, пепельно-рыжие волосы. Ладони у Кабанова вспотели. Ему захотелось зажмуриться.

– Ну так получай свой выигрыш.

Он, наверное, все-таки зажмурился. Потому что не увидел, как Ирка к нему приблизилась. Почувствовал: холодные губы коснулись щеки, иголочки льда обожгли губы, как будто и правда сосульку приложили. Вот тогда-то он глаза и распахнул. Лицо Зайцевой при лунном свете оказалось неприятно-синюшного цвета, глаза странно-белесые, а волосы – светлыми. Она отодвинулась от него, растягивая темные губы в улыбке.

Это была не Ирка. Маленькое личико, маленький носик, маленькие глаза. На лоб падает челка. Волосы светлые, перекинуты через плечи, и видно, что они короче Иркиных – по грудь.

– Любишь? – прошелестело явление и начало поднимать руку, слово собиралось схватить Сашку и утащить… Куда? К чертям?

– А! – шарахнулся Кабанов. Боль в ребрах от резкого крика стрельнула по телу, врезалась в затылок, вялой каплей стекла в пятки.

– Ты чего орешь?

Зайцева так и стояла в нескольких шагах от него, лунный свет целовал ее макушку.

– Только что!

Кабанов завертелся, борясь с желанием присесть. Колени подламывались, но он силой заставлял их держаться. В щеке и губах ощущался холод. Он с яростью провел ладонью по лицу. Иголочки льда впиявились в кости, холодным ознобом пробежали по телу. Сашка сильнее потер щеку. Захотелось умыться. Сунуть голову под горячий душ. Нет, лучше стянуть кожу, встряхнуть, вывернуть наизнанку и натянуть по новой.

– У тебя чесотка началась? – скривилась Ирка. – Целоваться будем?

Кабанов вздрогнул, вглядываясь в Зайцеву.

– В следующий раз, – прохрипел он. – На дискотеке.

Ирка обиделась. Улыбка ее стала жалкой, бровки встали домиком. Даже лунный свет споткнулся над ее макушкой и выключил колдовское сияние. Вокруг разлилась ночь. Самая обыкновенная. Без фантазий.

– Тогда пошли, – вздохнула Зайцева, сутулясь. – Нам до начальника и обратно.

Она захрустела кустами, выбираясь на дорожку. Кабанов стоял. Душ! Срочно! И три литра одеколона на лицо.

– Ты со мной?

Умыться. Прямо сейчас.

– Иду.

Сашка оторвал ноги от земли, почувствовал, какими они стали деревянными, и неловко зашагал к Ирке.

– Что с тобой?

– Ты ничего не видела?

– Видела. Тебя. Как ты стал прыгать и орать.

– Тут девчонка какая-то…

– С синим лицом?

Он на мгновение обрадовался – Ирка тоже видела эту кикимору, ничего ему не показалось… Но Зайцева уже состроила презрительную мину.

– Хорош заливать. Покойницы ему видятся. Как в изоляторе полежали, так шарики за ролики заскочили. Еще скажи, что ты теперь боишься идти в административный корпус, потому что там умершая девчонка.

Кабанов остановился. Они прямым ходом направлялись к изолятору, где на втором этаже…

– А разве Семеныч у себя в кабинете?

– Не у себя, так дома. Все равно нам в эту сторону.

Зайцева все шла и шла вперед, и даже не шла, а плыла по дорожке. Вокруг нее вился теплый воздух. Кабанов проморгался, прогоняя идиотское видение. Все-таки Кривой ему здорово врезал по голове, глюки начались.

– Ты там примерз? – из странного далека поинтересовалась Зайцева.

Или опять не Зайцева? Потому что ему временами казалось, что это все-таки не Ирка. Она словно начинала двоиться. Вот идет она, длинные волосы шлейфом струятся по спине, легкие пряди взлетают от движения. То это уже не она, а кто-то в темной футболке и юбке, волосы короче и совсем не развеваются.

Душ! И шоколадный батончик. Переутомился он сегодня.

Не Ирка смотрела на него, протягивала руку. Они уже были около административного корпуса. На втором этаже в знакомой палате горел свет. В соседней тоже. Сашка знал, что если он посмотрит на окна, то увидит в них… кого?

Просто умыться. Это быстро.

– Я сейчас!

Сашкино тело вдруг стало легким, как воздушный шарик.

– Быстренько схожу и вернусь!

Он помчался. Может, за ним и гнались, но он был быстрее. Галопом проскакал по дорожкам, поднырнул под свисающие ветки акации, рванул дверь корпуса.

Вожатый Матвей стоял в холле невозмутимым памятником. В первую секунду Кабанов замешкался – будут ругать, потянут на разборку…

– Вы позвали Семеныча? – спокойно спросил вожатый.

И тут Сашка понял, что всю дорогу почти не дышал. Воздух колом застрял в горле. Захотелось как следует продышаться. Боль в ребрах отправилась по уже отработанному маршруту.

– Он идет, – с трудом выдохнул Кабанов и юркнул налево за угол, где были душевые.

Нет, его никто сейчас не мог догнать. Ни одна живая душа.

Живая…

Намылил руки. Смыл. Намылил еще раз, взбил как можно больше пены и стал тереть лицо. Щеку – до скрипа. Губы – пока не начало щипать. Намылил. Кожа издавала под его пальцами неприятное попискивание.

Снять кожу, встряхнуть, вывернуть, надеть.

Коридор наполнился звуками шагов – пришел Кирюша. Кабанов проскочил за его спиной, на цыпочках пробежал через палату к угловой койке под окном. Конечно, никто не спал. Стонали кровати, шуршали одеяла. Неприятным горохом сыпалось на пол: «Ччччто там?», «Чччто?», «Чччччч».

Сашка полез в свою тумбочку. Добра у него немного. Главное достояние – «Тройной» одеколон. Мать дала, от укусов комарья и мошкары мазаться. Самое время применить.

Щедро ливанул резко пахнущей жидкости в ладонь и – как делал отец после брится – махнул по всей щеке.

Адская боль, словно и правда снимают кожу, холодом вонзилась в скулу. Представилось страшное – щеки больше нет, остался жуткий провал, как бывает у зомби в фильмах ужасов.