Сьюзан Хаббард - Иная

Мы услышали их раньше, чем увидели. Мягкий стук копыт по дерну, словно приглушенная барабанная дробь, а затем из туманной дымки возникли и они, на полном скаку, с припавшими к их шеям жокеями. Две белые лошади, две потемнее промелькнули мимо нас и снова исчезли в тумане.

— Жалко, больше не видно, — сказала Кэтлин.

Я была слишком потрясена, чтобы возразить ей, что мимолетное появление лошадей куда волшебнее, чем их ясный и отчетливый вид. Возникла еще одна, она двигалась медленнее — белый туман расступился, обнажая гнедую красавицу с черной гривой. Ее наездник низко пригнулся и тихонько что-то напевал ей в ухо.

Мы с Кэтлин посмотрели друг на друга и улыбнулись.

— Это самый лучший подарок на день рождения, — сказала я ей.

К дому Макгарритов мы возвращались по траве мимо конюшен. Кэтлин рассказывала мне о мальчике, с которым у нее произошла стычка в школе, и тут я перестала слушать.

Кто-то наблюдал за мной. Я поняла это по покалыванию на коже.

Я оглянулась, но увидела только траву и туман.

— Что случилось? — спросила Кэтлин.

Голос ее звучал так встревоженно, что я скорчила ей рожу, и тогда она рассмеялась.

— Бежим! — предложила я.

И мы наперегонки понеслись к началу улицы. Ощущение пропало.

Позже в то же утро миссис Макгаррит повезла меня домой, и Кэтлин поехала с нами. Миссис Макги явно пересмотрела свой запрет, ибо сама осталась в машине и позволила Кэтлин помочь мне внести вещи в дом. В доме, как всегда, было прохладно, шторы на окнах задернуты для защиты от жары.

— У тебя столько места, — протянула Кэтлин, оглядывая мою комнату: бледно-голубые стены, обшитые панелями слоновой кости, лепнина на потолке, прибранные по сторонам окон темно-голубые бархатные занавеси. — И тебе не приходится ни с кем его делить. Даже собственная ванная!

Особенно ей поправилась моя прикроватная лампа с абажуром из пяти фарфоровых пластин. При выключенной лампе они напоминали комковатый творог. Но стоило зажечь свет, и на каждой пластинке оживало изображение птицы: голубой сойки, кардинала, крапивников, иволги и голубя. Кэтлин несколько раз включала и выключала лампу.

— Как это получается?

Я знала ответ, потому что много лет назад задала тот же вопрос отцу.

— Фарфор покрыт резьбой и раскрашен. Увидишь, если заглянешь под абажур.

— Нет, — сказала она. — Это волшебство. Я не хочу знать, как оно работает. — Она выключила лампу. — Везучая ты.

Я попыталась взглянуть на ситуацию ее глазами.

— Может, я в чем-то и везучая, но тебе живется гораздо веселее.

Это была простая истина. Она стиснула мою руку.

— Жаль, мы не сестры, — сказала она.

Мы как раз спускались, когда внизу проходил мой отец с книгой в руке. Он поднял на нас глаза.

— Какое облегчение, — сказал он. — Судя по звукам, наверху резвилось стадо слонов.

Он пожал Кэтлин руку. Она вытаращилась на него. Затем он продолжил прерванный путь, направляясь в библиотеку.

Мы пошли к выходу.

— Почему ты мне не говорила, что у тебя такой потрясный предок? — прошептала Кэтлин.

Я не нашлась с ответом.

— Как обидно, что у него волчанка. — Кэтлин открыла дверь и повернулась ко мне. — Он выглядит как рок-звезда. Наш папка выглядит как мясник, кем и является. Тебе во многом повезло, Ари.

Когда она ушла, дом показался мне больше, чем обычно. Я отправилась за папой в библиотеку. Он сидел за письменным столом и читал. Я смотрела на него: подбородок опирается на длинную, узкую кисть, красивые губы, всегда изогнутые в легком разочаровании, длинные темные ресницы. Да, отец у меня «потрясный». Я гадала, бывает ли ему одиноко.

— В чем дело, Ари? — спросил он, не поднимая глаз.

Голос негромкий и музыкальный, как всегда.

— Мне надо с тобой поговорить.

Он поднял подбородок и глаза.

— О чем?

Я набрала в грудь побольше воздуха.

— О велосипеде.

Сначала папа сказал, что подумает. Потом, несколько дней спустя, он сказал, что обсудил это с Деннисом, и Деннис счел, что двигательная активность пойдет мне на пользу.

— Я знаю, что ты растешь, — сказал он в тот день, когда мы отправились покупать велосипед, — и понимаю, что тебе нужна большая независимость. — Он глубоко вздохнул. — Я все понимаю, и все же мне очень трудно не стремиться удержать тебя дома, в безопасности.

Мы ехали в его старом черном «ягуаре» — редкий случай, скажу я вам. Отец пользовался этой машиной от силы раз в месяц и почти никогда не брал меня с собой.

В тот теплый июльский день на папе был его обычный черный костюм — как он объяснил, когда я спросила, почему он никогда не ходит по магазинам, костюмы и сорочки ему шили в Лондоне, — широкополая шляпа для защиты от солнца, темные очки, перчатки и шарф. Другой выглядел бы в подобном наряде нелепо, но отец был воплощением элегантности.

— Я буду очень осторожна.

Он не ответил.

Велосипедный магазин помещался рядом с торговым центром. Мы с Кэтлин на прошлой неделе ездили сюда на автобусе, и она мне его показала. Они с Майклом также обсудили достоинства различных моделей и стилей и свели перечень рекомендаций к трем. Список лежал у меня в кармане. Но когда мы очутились в магазине, я поняла, что могла и не трудиться брать его с собой. Среди стоек с велосипедами прогуливался Майкл.

Увидев меня, он вспыхнул.

— Кэтлин сказала, что сегодня, — объяснил он. — Я не мог позволить, чтобы ты приняла решение сама.

— Боялся, что я ошибусь? — насупилась я, но он уставился мимо меня.

— Здравствуйте, сэр, — как-то скованно произнес Майкл.

Сзади ко мне подошел отец.

— А откуда вы знаете Ариэллу?

— Это брат Кэтлин, — пояснила я.

Отец кивнул и пожал мозолистую руку Майкла своей в перчатке.

— И что вы думаете об этих велосипедах?

Вечером по телефону Кэтлин сказала, что страшно злится на Майкла: он не сказал ей, что собирается в велосипедный магазин.

— Он говорит, твой отец похож на готического принца, — сказала она, и в ее голосе я услышала то, о чем умолчали слова: это было хорошо, «обалденно», выражаясь словечком, привычным в ее доме и неслыханным в моем.

Меня удивляло, как легко и быстро Макгарриты сходились с людьми, даже с такими странными, как мы с отцом. Наверное, снобизм, с которым они сталкивались в школе (и повсюду в Саратога-Спрингс) сделал их такими. Или какая-то наследственная черта делала их инстинктивно дружелюбными.

В любом случае, теперь у меня был велосипед, гоночный, голубой с серебром. А Деннис научил меня кататься всего за день, так что когда я подъехала к дому Макгарритов, Майкл был поражен.