Стивен Кинг - Рожать придётся дома

Скелет издал глухое ворчание. Челюсти, лишенные плоти, открылись, и скрипнули зубы. Он был голоден… однако на этот раз его голод нельзя было удовлетворить куриным супом с лапшой. Даже если это суп из консервных банок.

Серое вещество просматривалось в черных отверстиях . за ракушками, и она поняла, что видит остатки мозга Джека. Она сидела на стуле, словно окаменевшая, а Джек поднялся и направился к ней, оставляя на полу черные следы от морских водорослей. Он протянул к ней руки. От него исходил запах морской соли и водорослей. Он пытался дотянуться до нее. Зубы механически щелкали во рту, лишенном губ. Мэдди увидела, что на нем остатки рубашки в черную и красную клетку, которую она купила ему на прошлое Рождество в магазине Л. Л. Бина. Рубашка стоила страшно дорого, но Джек все время повторял, какая она теплая и как долго носится. Действительно, как много от нее осталось, даже после того как она столько времени пробыла под водой.

Ледяная паутина костей — все, что осталось от его пальцев, — коснулась ее горла. В это мгновение ребенок в первый раз шевельнулся у нее в животе, и тотчас охвативший ее ужас, который она все еще принимала за спокойствие, исчез. Мэдди вонзила одну из вязальных спиц в глаз пришельца.

Со страшными стонами, похожими на всхлипывания насоса, подающего пойло для свиней, он отшатнулся назад, схватился за спицу, а свисающий с нее наполовину связанный красный башмачок раскачивался перед дырой в лице, где раньше была носовая полость. Она следила за тем, как морской слизняк выполз из этой полости и упал на ботинок, оставив за собой слизистый след.

Джек упал на приставной стол, который она купила на распродаже вскоре после того, как они поженились. Она никак не могла решиться, покупать его или нет, прямо-таки мучилась. Джек наконец заявил: или она купит стол для гостиной, или он даст старухе, занимающейся распродажей, за проклятый стол двойную цену, а затем порубит его на дрова своим… своим топором… Он упал на пол, и его хрупкий скелет с резким звуком раскололся надвое. Правая рука вырвала вязальную спицу, покрытую разлагающимся серым веществом, из глазницы и отбросила ее в сторону. Верхняя часть скелета снова поползла к Мэдди. Его зубы не переставали скрежетать.

Ей показалось, что он пытается усмехнуться, но ребенок снова шевельнулся под сердцем, и она вспомнила, каким необычно усталым и раздраженным был Джек на распродаже у Мэйбел Ханратти в тот день. «Да покупай же ты его, Мэдди, ради Христа! Я устал! Я хочу идти домой и пообедать! — закричал он. — Если ты сейчас же не примешь решение, я заплачу этой старухе в два раза больше, чем она просит, и порублю его на дрова своим…»

Холодная влажная рука схватила ее за лодыжку. Гнилые зубы приготовились вцепиться ей в ногу. «Он хочет убить меня и убить ребенка», — подумала Мэдди. Она вырвала ногу, оставив мертвецу только комнатную туфлю. Он пожевал ее и выплюнул.

Когда Мэдди вернулась обратно из кладовки, он продолжал бессмысленно ползти в кухню — по крайней мере ползла его верхняя половина, — и компас тащился по плиткам пола. Услышав ее шаги, он поднял голову, и в его черных пустых глазницах появилось какое-то идиотское недоуменное выражение. И тут же она с силой ударила по нему топором, расколов его череп точно так же, как он обещал порубить на дрова приставной столик.

Голова Джека распалась надвое, мозг растекся по плиткам, словно прокисшая овсяная каша. В нем шевелились личинки и студенистые морские черви. Мозг издавал запах мертвого сурка, взорвавшегося от накопившихся газов на лужайке в разгар жаркого лета.

И все равно его руки двигались и цеплялись за кухонные плитки, царапая их, как лапки жуков. Она рубила… и рубила… и рубила.

Наконец всякое движение прекратилось.

Ее опоясала острая боль, и на мгновение Мэдди охватила ужасная паника — а вдруг это выкидыш? Вдруг у нее будет выкидыш?

Однако боль исчезла, и ребенок шевельнулся снова, сильнее прежнего.

Она вернулась в гостиную с топором в руках, от которого теперь исходил запах разложившейся требухи.

Каким-то образом ноги все еще держали ее.

— Джек, я так любила тебя, — сказала Мэдди, — но это не ты. — Топор со свистом описал дугу, рассек таз мертвеца и глубоко врезался в дубовый пол.

Ноги отделились одна за другой, почти пять минут вздрагивали и наконец стали успокаиваться. Через некоторое время даже большие пальцы на ногах перестали дергаться.

Надев на руки кухонные перчатки, Мэдди принялась носить его в подвал по кускам, завернув каждый в покрывала из синтетики, которые Джек хранил в сарае. Мэдди их так и не выбросила — он и его команда укутывали этими покрывалами ловушки, чтобы омары не замерзли в холодные ночи.

В какой-то момент отрубленная рука схватила ее за кисть. Мэдди замерла в ожидании, ее сердце бешено колотилось… и мертвые пальцы разжались. Это был конец Джека.

Под домом находилась цистерна, которой не пользовались. Она до половины была заполнена грязной и отравленной водой. Джек все собирался вычистить ее и потом наполнить. Мэдди сдвинула тяжелую бетонную крышку, так что ее тень легла на земляной пол. Затем она стала бросать внутрь цистерны разрубленные куски, прислушиваясь к всплескам. Когда все было кончено, она с трудом задвинула крышку на место.

— Упокойся в мире, — прошептала она. Внутренний голос ответил ей, что ее муж покоится там, разрубленный на куски. И тут у нее хлынули слезы, плач перешел в истерические рыдания, она рвала на себе волосы, царапала груди до тех пор, пока не полилась кровь. «Я сошла с ума, вот что значит быть сумасшедшей», — подумала она.

Но еще до того как эта мысль окончательно созрела, Мэдди упала в обморок, который перешел в глубокий сон, и на следующее утро она чувствовала себя хорошо.

Она решила, что никому не расскажет о случившемся.

Никогда.

— Я смогу выдержать это, — снова сказала она Дэйву Имонсу, стараясь напрочь позабыть о вязальной спице с висящим на ее конце недовязанным ботиночком, торчащей 113 заполненной слизью глазницы того, кто когда-то был ее мужем и принимал участие в зарождении ее ребенка. — Выдержу, честное слово.

И тогда он рассказал ей, потому что должен был рассказать кому-нибудь, иначе сойдет с ума. Самые страшные подробности Дэйв все-таки опустил. Он рассказал ей, как резали бензопилами трупы, категорически отказывавшиеся возвращаться в царство мертвых, но умолчал, что некоторые части мертвых тел продолжали шевелиться, кисти, отделенные от рук, все еще сжимались, ступни, отрезанные от своих ног, цеплялись за израненную пулями землю кладбища, словно пытались убежать. Раскромсанные части тел полили дизельным топливом и подожгли. Говорить об этом Мэдди было излишним — она сама видела погребальный костер в окно своего дома.