Игры Эн Ро Гримм (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна
Глаза у него оказались нестерпимо яркие, ослепительно голубые, как грозовой разряд в ночном небе.
«Да уж, теперь его с простым смертным не перепутаешь».
– Я помню тебя очень хорошо, Кэри, – произнёс речной колдун очень спокойно. – Как помню каждого, кто приходил к берегу Кёнвальда, потерянный и одинокий, или подолгу смотрел с моста. В речной воде будешь отражаться ты настоящая – вот мой дар, –сказал он и опустил ресницы; слепящее электрическое сияние поугасло. – И, поверь, милая, ты ещё скажешь мне за это спасибо… Не то чтобы я нуждался в твоей благодарности.
Он опустился обратно на своё место и тут же натянул капюшон толстовки; женщина, которая сидела рядом, волевая красотка с пышной каштановой косой, быстро поцеловала его в щёку и приобняла.
А Неблагой хохотнул:
– На мой взгляд, так дар бесполезный – к чему смотреть на то, что тебе не мило? Ну, это не мне решать, впрочем… Кто следующий? Никто? Что ж, тогда я выберу сам.
Смельчаков и правда поубавилось. Не то чтоб Джек их не понимал – теперь он и сам не прочь был провалиться под землю и вывалиться где-нибудь неподалёку от прокуренного хостела, откуда он недавно сбежал.
«Или проснуться, – пронеслось в голове. – Проснуться было бы ещё лучше».
Вот только, к сожалению, он прекрасно знал, что не спит, и всё это происходит наяву.
Между тем Неблагой нашёл новую жертву и заставил выступить из толпы мужчину, похожего на успешного банковского сотрудника в разгар обеденного перерыва: недешёвый деловой костюм, чёрный кожаный кейс, начищенный ботинки, твидовое пальто. Мужчина вряд ли был сильно старше Джека – лет тридцать, может, тридцать три, но надо лбом у него образовалась уже сильная залысина, а немногие уцелевшие белесоватые волосы смешно курчавились и беспорядочно торчали в стороны.
Звали его Руфус, и Неблагой забрал это имя вместе с тенью, как и в прошлый раз.
– Мне много не надо, – сказал Руфус, отчаянно покрываясь испариной, так, что остатки волос липли в шее и вискам. – Я бы всего лишь хотел заполучить отцовскую фирму вместо сестры, да. Женщины не очень подходят для руководящей работы, но она старше, и отец её всегда выделял… Мне много не надо, да, – повторил он и улыбнулся, обнажая редковатые белые зубы. – Теоретически фирма и так принадлежит мне, и то, что её должна получить Розалин, просто ошибка… И да! Если возможно, я бы не хотел платить, скажем, своей рукой или ногой, понимаете, это серьёзно осложнит работу на руководящей должности, – улыбка у него стала заискивающей. – Но у меня есть дочь, две дочери, по правде, они ещё маловаты, да, но я слышал, что для вашего народа это самое то… Да?
Блондинка на трибуне цокнула языком и отвернулась; подружки в белых кружевах хлынули к ней, как метель, зашелестели подолами и рукавами, окружая, зашептали что-то. Неблагой же выглядел откровенно позабавленным. Он склонил голову к плечу и спросил:
– Значит, предлагаешь мне своих дочерей? Что ж, справедливо. Древняя традиция. Уважаемая… Но отчего б не пойти дальше – и не забрать не тех, кто уже есть, а нерождённых? Опять же, не рука и не нога, не на виду, – похабно осклабился Неблагой – и резко сжал кулак. Мужчина выронил кейс и скрючился, прижимая руки к причинному месту. Из лысины у него проросли корявые металлические зубцы, по кругу, как плесень. – Будешь королём Деревни Истуканов – вот тебе мой дар. Как раз, ха-ха, руководящая должность. И никаких баб! – расхохотался он уже открыто.
На сей раз никто дополнительных подарков игроку не вручил; Джек, признаться, ничуть не удивился – и на сей раз товарищу по западне не особенно то и сочувствовал.
Следующей оказалась женщина средних лет в инвалидной коляске, мечтающая о том, чтобы снова ходить. Неблагой обратил её в стройную олениху с золотыми рогами и даровал ей возможность высекать левым передним копытом из камня вместо искр золотые монеты. Многие из игроков тут же оживились, видимо, сообразив, что она может стать источником богатства – и Джек ей мысленно посочувствовал… В человечьем же облике ходить женщина по-прежнему не могла и еле-еле, не без посторонней помощи, сумела взгромоздиться обратно на коляску и зябко укрыться шалью.
Когда Неблагой готов был уже выбрать следующего, вдруг заговорила та холодная блондинка, окружённая девицами в белых кружевах.
– Один вопрос, – произнесла она звонко, чуть сузив сияющие глаза. – Та вон твоя шаль… Ты сама её сделала?
Женщина от неожиданности даже улыбнулась – и это была искренняя улыбка с начала Игр:
– Ну да. Ходить-то я не могу, что ещё делать? Всю прошлую зиму сидела и вязала, сидела и вязала. И смотрела в окно, а за окном каток зимой, и дети там… – она сглотнула и потупилась, не договорив.
А блондинка, опустив длинные ресницы, подумала мгновение – и сдёрнула с левой руки тонкое серебряное кольцо.
– Лови, – кинула она его через всю арену; кольцо сверкнуло, как падающая звезда, и приземлилось аккурат на ладонь к женщине. – Надень и никогда не снимай. Когда настанет пора умирать – а убьют тебя быстро, ты и до Йоля не доживёшь – я приду за тобой. И заберу тебя – вместо смерти… А ты только попробуй мне возразить! – обернулась она к Неблагому с неожиданной яростью.
Тот поднял обе руки и отступил на полшага, точно сдаваясь:
– Да кто я такой, чтобы возражать Белой Госпоже? Присмотрела себе новую кружевницу – да хоть сейчас забирай, у меня, вон, ещё с полсотни игрушек… Ну, кто там дальше?
…брата и сестру – учеников из музыкальной школы, совсем ещё юных, им вряд ли и по семнадцать-то исполнилось – он обратил в двух малиновок. Желание их было простым и ясным: найти мать, если она ещё жива. У них Неблагой ничего не отнял, но попросил спеть дуэтом; когда песня кончилась, то вручил им ещё по ножу, который режет любые путы, и по неугасимой свече.
…бесстрастную женщину, которая произнесла своё желание так тихо, что его не услышал никто, сделал королевой деревни Потерянных Голосов. Женщина сама сняла со своей руки браслет и отдала Неблагому; тот принял его, как показалось, удовлетворённо, даже с почтением.
…хромой мужчина, который страстно желал отомстить виновнику автомобильной аварии, в которой погиб его сын, стал первым охотником; Неблагой щедро обвешал его оружием и, посмеиваясь, забрал «то, что легче пушинки, а всё же висит на сердце тяжким грузом и не даёт ни шагу ступить вперёд». Мужчина после этого хмурился и выглядел потерянным, озадаченным – и других даров не получил.
Когда счёт перевалил уже за полтора десятка, то подошёл наконец черёд девчонки в розовом пижамном комплекте. Она больше не куталась зябко в Джекову куртку, да и пухлое лицо её не выглядело ни робким, ни смешным. Коротко остриженные золотистые волосы стояли дыбом, как одуванчиковый пух; серые глаза сузились и потемнели. Когда Неблагой её поманил, она уверенно вышла вперёд, на открытое место, ни разу не запнувшись в великоватых домашних тапочках на пробковой подошве, и громко заявила:
– Я знаю, кто ты! И ничего тебе не отдам, потому что мне не нужно твоих даров. Я и сама справлюсь, потому что я и есть колдунья!
Выражение лица у Неблагого сделалось в тот момент по-настоящему хищным.
– Настоящая? Что ж, прекрасно. Колдуньи – редкие гостьи на моих Играх, обычно таких, как ты, никакими посулами не заманишь… Но всё же чего-то тебе надо от меня, маленькая смелая колдунья. Так? Иначе бы ты сюда не попала.
На миг во взгляде у девчонки – а сейчас ясно было, что ей лет восемнадцать, вряд ли больше – проскользнула растерянность.
И страх, да – но только на миг.
– Я хочу, чтобы ты навеки и навсегда отстал от моей мамы, и не преследовал её ни ради мести, ни ради развлечения, ни ради чего ты там ещё придумаешь, хозяин Эн Ро Гримм, – сказала она звонко, и на щеках у неё расцвели пятна лихорадочного румянца.
По трибунам пронёсся вздох, а кое-где и смешки; только тот, кого раньше называли Айвором, привстал на своём месте, хмурясь, и вид у него стал тревожный и досадливый одновременно.
