Аника - Ольга Рубан
Пока я разглядывал жилище, Аника с унылым видом подошла к рисунку и коснулась «ручки».
- Дочка… нам нельзя здесь быть, - как можно мягче произнес я, - Если хозяин…
- Его нет, - ответила она со вздохом и повернулась ко мне. В глазах ее стояли слезы, - Мы опоздали.
- Как же нет?
- Вон она, - девочка кивнула в сторону кровати и тут я заметил, что из-под одеял выглядывает седая прядь.
С замиранием сердца я подошел, откинул одеяло и тут же отшатнулся. В постели лежал труп старушки. Видать, перед смертью она совсем высохла, поэтому особого запаха не было. Все соки уже впитались в матрас, образовав вокруг старой леди широкое темное пятно, а на поверхности покоился лишь обтянутый кожей остов. Глаза сморщились, нос провалился внутрь, челюсть сдвинулась вбок и отпала.
- Кто… это? – спросил я, придерживая край одеяла.
- Это…, - Аника замялась, - крестная.
- Твоя крестная?
Она кивнула.
- Мы… должны похоронить ее, - сказал я после минутной паузы и отпустил край одеяла.
- Не смей, - Аника, до этого выглядевшая задумчивой и отстраненной, вдруг ощетинилась, - Не смей к ней даже прикасаться.
- Да что ты такое говоришь? Тело надо похоронить, пока земля мягкая.
Аника сжала замерзшие кулачки и сощурилась. Бегающие глаза выдавали в ней бешеную работу мозга.
- Займись лучше камином, - наконец, кинула она, - Я замерзла.
- Может, хотя бы вынести ее из дома?
- Нельзя, - был краткий, но категоричный, ответ. Она внимательно следила за мной. Казалось, сделай я хоть движение в сторону иссохшего кадавра в постели, она немедленно набросится на меня. Это был такой исступленный, полный ярости взгляд, что я… отступил, выразив свой жалкий протест и «веское слово взрослого» лишь грохотом, с которым скинул с плеч на пол наш скарб. А потом вышел из дома. Оглянувшись, я увидел, что Аника уже потеряла ко мне интерес и с унылым видом продолжила глядеть на дурацкий рисунок двери, словно только он ее и интересовал.
Выйдя во двор, я почувствовал страстное желание плюнуть на все и уйти. Одно дело – подыграть и совсем другое подчиняться чудовищным требованиям ребенка. Но вместо этого я набрал дров, вернулся в дом и занялся камином. Невозможно было уйти в промозглые сумерки, когда вот он – дом и очаг. А в узлах, оставленных у двери – пара тушек зайцев и половина оленьего бедра.
Вскоре в камине заплясали языки пламени, домик начал нагреваться. Аника сидела, привалившись спиной к «двери», уложив на согнутые колени руки, а на руки склонив голову. Весь ее вид говорил о скорби и отчаянье, но я, все еще злясь, не сказал ей ни слова утешения, а занялся земными, насущными делами.
Быстро разделав заячью тушку и кинув ее в котелок, я полез по закромам в поисках каких-нибудь овощей или крупы. Хлебать пустой бульон мне, честно говоря, уже давно осточертело. Обнаружив на полу дверку в погреб, я спустился по каменным ступеням и обомлел.
Погреб занимал все пространство под домиком. Аккуратные полочки были сплошь уставлены мешочками, деревянными бочонками, ящиками и узлами. Один из бочонков был до верху заполнен солеными грибами, другой – маринованной сельдью, третий – пересыпанными зеленью и солью овощами. В мешках нашелся изрядный запас муки, круп и картофеля. Под потолком сушились пучки трав, среди которых я обнаружил лук, чеснок и тимьян. Были в наличии соль и даже сахар! А в самом дальнем и холодном углу лежали штабелями, свесив головы, тушки кур, гусей и индеек, задняя часть коровы, изрядный запас вяленого мяса и костей, и много свиного сала. У меня, как у пещерного человека текли слюни, и слезились глаза при виде этого изобилия, и я сто раз пожалел, что поспешил закинуть в котел тощего зайца. Шарясь и перебирая несметные богатства, я набрел на темный закуток, в котором тускло блеснули бутылочные бока.
Трясясь от предвкушения, я достал одну и выдернул зубами пробку. Пахну́ло спиртом и черносливом. Я пригубил и закатил глаза от наслаждения – замечательная - густая и сладкая - сливовая настойка!
Бедная старушка хорошо подготовилась к зиме, за что я горячо возблагодарил ее! Пристроившись на ящике с морковью, я надолго приложился к горлышку, чувствуя, как впервые за долгое время мысли приходят в порядок, по пищеводу течет сладкое тепло, а по телу разливается нега.
Судя по состоянию тела, старушка почила явно не вчера, и даже не месяц назад. А может, и не два! Леди явно была одинока, иначе мы бы просто не нашли ее… Явились бы какие-то родственники и, как минимум, похоронили ее.
Значит, бояться, что явятся дети или внуки не стоит. Запасов хватит, чтобы отлично перезимовать, а то и… остаться здесь навсегда. Девочка искала дом, и вот она его нашла. Случайность ли была тому причиной или вновь вмешательство Всемогущего?.. Честно говоря, мне было совершенно наплевать. Мы оба достигли цели. Я ведь тоже мечтал о тихом пристанище в дали от суетного мира. В простом труде, в простых радостях, в молитве. Я не боялся одиночества, но был очень рад, что рядом есть человек, который принимает меня таким, как есть, и не задает никаких вопросов. Захмелев с непривычки, я поднялся и проверил остальные бутылки. В погребе было порядка пятидесяти бутылок с бренди, домашними винами и даже настоящим шотландским виски! Настоящее богатство!
Я пошарил по ящикам и обнаружил еще много разной снеди – от ящиков с морковью, пересыпанной землей, до мешков с яблоками. Кислыми, уже сморщенными, но такими вкусными! Достав одно, я с удовольствием его обглодал, чтобы заглушить запах алкоголя. Потом прихватил кулек с ячменной крупой, несколько крупных картофелин и пучок сушеного лука, и взобрался наверх. Домик уже прогрелся, и от кровати поползли гнусные миазмы. Я сморщил нос и поискал глазами Анику. Над спинкой кресла торчала ее светлая макушка.
Найдя небольшой нож, пристроился на полу рядом и принялся чистить картошку. Девочка в угрюмой задумчивости глядела на огонь, над которым булькал котелок с заячьим мясом.
- Аника…, - произнес я как можно мягче, - Мы обязаны похоронить ее…
Она несколько секунд непонимающе глядела на меня, потом раздраженно спросила:
- Ты опять?
- Ты ведь понимаешь, что… это не по-христиански? Покойница заслуживает, чтобы ее предали земле, прочитали
