Аника - Ольга Рубан
- Вроде того, - неопределенно ответил я и поднялся, - Спасибо за ваше гостеприимство и вкуснейшее угощение, но мой сын…
- Хотя бы скажите, где вы их видели? И доктору, и пастору, да и всем добрым прихожанам хотелось бы знать причину смерти маленькой мисс и по-христиански проводить ее. Но мы не представляем, где…
- Мы видели их на дороге. Той, что идет через сады, - я неопределенно взмахнул рукой и поспешно водрузил на плечи свою тяжелую поклажу, - девочки с ними не было. Как и гроба. Не знаю, чем вам помочь.
- Сколько вам лет? – неожиданно спросила женщина, и я, не подумав, ответил правду: «Двадцать четыре минуло в феврале».
- А сыну двенадцать?
Осознав свой промах, я торопливо откланялся и, вывалившись за калитку, припустил вверх по дороге. Оглядываться я не стал, но чувствовал затылком полный неясных подозрений взгляд.
…
Как и обещал, я вернулся до заката. Глазенки Аники горели радостью, предвкушением, и чем-то еще. Она словно узнала чужой секрет и изо всех сил старалась его не разболтать. Я в который раз удивился, насколько быстро она поправлялась. Приплясывая возле моих узлов в ожидании «подарков», она выглядела хоть и излишне худенькой и грязной, но вполне здоровой. Чужой и странный мир, в котором она вдруг очнулась, казалось, совершенно ее не беспокоил. Получив толстый кусок копченого окорока, порцию оладий и молоко, она была совершенно счастлива и совершенно… ну, на своем месте что ли.
Я боялся, что она откажется надеть мальчиковую одежду, но напрасно. Она готова была сделать это немедленно, но я не позволил. Сначала девочку нужно было как следует отмыть.
Мы вернулись на прежнюю стоянку - к реке - и до темна грели на костре воду. Аника сидела в тазу в своей замурзанной рубашонке и старательно натиралась куском мыла. К полуночи, натаскавшись воды из реки, я уже не чувствовал рук, но результат оказался необыкновенным! Девочка словно смыла вместе с грязью остатки своей болезни и прежней жизни. Тело ее налилось розовостью и силой, волосы – действительно белокурые! – распушились и завились прелестными мелкими колечками, глазки засияли. Это было воистину прекрасное дитя, Отче! И единственное, о чем я жалел, так это о том, что мать ее умерла и не может увидеть, какое чудо она бросила умирать в лесу.
В заключение я аккуратно подрезал ей своим ножом ноготки на руках и ногах и, закутав с головой в овечий полушубок, уложил поближе к костру.
- Бенни? – позвала она тихонько, когда мы оба уже задремывали.
- Мм..? – отозвался я.
- Кажется, я свой дом нашла, - прошептала она. На какой-то миг я почувствовал умиление. Мне показалось, что она имеет в виду наш костер и теплый полушубок, запах копченого окорока и своих чистых кудряшках… меня, наконец. Это действительно была очень уютная и мирная… домашняя минута. Но она продолжила, - Я искала весь день. И прямо перед тем, как ты вышел из деревни… нашла. Я еще не вполне ориентируюсь, но…кажется, если мы пойдем туда, - она высунула из полушубка розовый пальчик и ткнула им в строну, - То через несколько дней будем дома.
Я молчал. Все сказанное ей – от первого до последнего слова – было какой-то нелепицей. Может, девочка уснула и просто разговаривает во сне? Я приподнялся на локте и посмотрел на нее. Из недр овчины торчал только один серый глаз.
- Почему ты думаешь, что твой дом именно там? – спросил я после небольшой паузы.
- Каждый знает, где его дом. Разве ты не знаешь?
- Знаю…, - я умолк. Разговор был странным. Я пытался подобрать слова, чтобы объяснить, что я знаю, где мой дом, потому что… Что? Ушел оттуда на своих двоих, а не в ящике из-под виски, а потому знаю обратную дорогу? Но ведь девочка явно говорила не о деревне, откуда ее притащили. Все это… путало, сбивало с толку.
- Вот и я знаю. Если мы пойдем прямо туда…, - она села и снова ткнула пальцем куда-то на юго-восток.
- Это лес, малышка, а у меня нет компаса, - Сконфуженно пробормотал я. Больше ничего не пришло в голову. Девочка явно что-то нафантазировала, пока я делал покупки.
- Не переживай. Я буду компасом, - ответила она и снова закрутилась в полушубок.
Мне вдруг страшно захотелось рассказать ей все, что узнал в деревне. О том, как ее мать, повинуясь инстинктам, пустилась во все тяжкие. Сбежала из деревни и вернулась уже с приплодом. Что ее саму звать вовсе не романтичным именем Аника, а вполне по-мещански - Сильвией. Что она долгие годы провела в тяжкой болезни, без соответствующего ухода и лечения, среди жестоких и, вполне вероятно, повредившихся рассудком женщин. Что в конце концов, устав от ее болезни, мать и бабушка увезли ее в лес и бросили там. Что мать ее не выдержала вины и вскоре повесилась, а бабушка… всем желающим рассказывает, что и она – Сильвия – умерла. Что дом ее здесь – в деревеньке у подножия холма. И никому она там не нужна.
Девочка явно придумала некий воображаемый дом, где ее любят и ждут. Хотелось вернуть ее обратно. Пусть это было бы жестоко, но ткнуть носом в неприглядную реальность. Очнись, малышка! Настоящий мир – вот он! Тебя выбросили самые родные тебе люди, а подобрал чертов уголовник, который не знает, что делать даже с собственной жизнью, а ты доверила ему свою… Хочешь выжить – гляди этой жизни прямо в глаза! Или кончишь, как… твоя мать…
Но что-то мешало. Может, радостный блеск ее серого, лучистого глаза, который не хотелось тушить?
«Мать умерла, бабку, если я приведу девочку назад, сначала хватит родимчик, а потом… скорее всего ждет виселица. Что будет с ребенком? Речь шла о каких-то разъехавшихся родственниках… Примут ли они дитя, даже не учитывая ее сомнительное происхождение?» - размышлял я и не особо надеялся на благополучный исход. Вероятнее всего, девочка окажется все там же – в работном доме.
А следом я подумал о том, что, наверное, Господь приберег для этого человечка огромное будущее, раз соблаговолил его спасти и исцелить! А заодно и мне дал шанс искупить грехи, послав ребенку на помощь.
