М. Роуз - Великое зло

– Фантин!

Ты не откликнулась.

Я помчался к берегу и увидел то, что не мог разглядеть издалека.

Ты вошла в море. Шла спокойно, платье облепило твое тело. У меня не было времени на раздумья. Я понимал, что́ ты намерена совершить. Ты хотела утонуть, раствориться в стихии. Я понял, что за звук не давал мне покоя раньше: не хруст гальки под ногами, а шуршание камней, которые ты зашила в свое платье.

И началась битва между человеческой волей и стихией. Вода была обжигающе холодна. Ты была неподъемной из-за всех этих камней в карманах и по подолу. И сопротивлялась моим усилиям с яростью, которой я не ожидал. Я не знал никого, кто хотел бы умереть сильнее, чем ты той ночью. Но что-то внутри не позволяло мне отступиться: я боролся за твою жизнь столь же яростно, сколь сражался бы за жизнь моей Дидин.

Нас накрыла волна, и на мгновение я тебя потерял. Вода попала мне в горло. Теперь опасность грозила уже не только тебе. Будешь ли ты безучастно смотреть, как я прощаюсь с жизнью в этой холодной соленой воде? Или бросишься на помощь? Я восстановил дыхание, обрел опору для ног и снова схватил тебя.

Ты боролась, толкалась и царапалась; ты вцепилась мне в волосы. Нас накрыла следующая волна и снова сбила с ног. Я не отпустил тебя; нас вместе швырнуло в сторону берега, а затем – назад, в море. Когда вода схлынула, ты по-прежнему была рядом, но больше не сопротивлялась и обвисла в моих объятиях. В суматохе схватки, как я выяснил позже, ты ушибла голову и потеряла сознание. Сейчас ты казалась мне еще более тяжелой, чем прежде. Я разорвал на тебе платье и отодрал юбку, полную камней. Теперь, когда вес уменьшился, я сумел вытащить твое безвольное тело на берег.

Ты часто, мелко дышала, не отзывалась и не открывала глаз. Я не знал, что предпринять. Где найти помощь. Для этого мне пришлось бы оставить тебя здесь, одну, но это было опасно. Стоял страшный холод, мы оба наглотались ледяной воды и вымокли до нитки. Чтобы уцелеть, требовалось найти убежище и срочно обогреться.

До Логова Люцифера отсюда рукой подать. Я видел там растопку и огниво. Если б я смог внести тебя в пещеру, у нас появился бы шанс. Возможно.

Глава 39

Нам повезло: начался отлив, и я смог доволочь тебя до скал, затащить сначала наверх, а потом – вниз на площадку перед пещерой и внести внутрь. Прошли минуты – а казалось, часы, – пока я чиркал кремнем, высекая искру, и зажигал огонь.

В растопке попадались кусочки янтаря. На всякий случай стоило их убрать – но у меня не было времени! Кроме того, в пламя просыпалась часть гашиша из моей трубки, когда, торопясь, я положил ее слишком близко к огню. В результате к запаху горящего дерева добавился сладковатый запах смолы и тлеющего дурмана. Запах беды. Запах мира, жестокого к своим детям. Ты лежала там, как доказательство его равнодушия. Бездыханная, бледная до белизны.

– Фантин! Фантин!

Ты не отзывалась.

В свете костра я заметил на твоей шее кровь. Нужно было осмотреть рану, но сначала я стянул с тебя мокрое платье и сам разделся до исподнего. Какой смысл заниматься повреждениями, если тем временем ты рискуешь замерзнуть до смерти?

Уложив тебя как можно ближе к огню, чувствуя, что его жар пробирает и меня, я обследовал твою голову в поисках места удара. Схватил свою рубашку – тоже мокрую – и прижал к ране.

Люди ведут себя по-разному: некоторые до последнего борются за жизнь, тогда как другие молят о смерти, когда боль становится невыносима. Наблюдая за тобой, я понял, что ты относишься ко второй категории. На земле тебя ничего не держало. Я ощущал твою готовность покинуть этот мир.

– Борись, Фантин!

Я шептал эти слова раз за разом. И, наконец, услышал ответ. Но отвечала не ты.

Отпусти ее, Гюго. Не бейся. Ее время истекает. Я возьму ее и верну твою дочь.

Я обернулся. Ко мне приближался Призрак Гробницы. Не шел – парил. Потустороннее впечатление. В его присутствии, как и всякий раз, я будто дышал глубже, видел яснее, слышал четче. В присутствии смерти я был более живым, чем когда-либо.

– Зачем ты мучаешь меня? – воскликнул я. – Ведь тебе уже дан ответ: на это я не пойду!

Ты мне нужен, Гюго. Воскресить мою былую значимость, возвысить меня. Ведь я прошу о такой малости, а в обмен предлагаю так много…

– Это невозможно!

Возможно.

– Невозможно. Неправильно. Заплатить за одну душу другой есть зло.

Я посмотрел на тебя, почти нагую, лежащую без движения в отблесках костра. Твой прекрасный дух был надломлен. Ты хотела всего лишь убежать от невыносимых страданий. А я всего лишь хотел тебя спасти. Почему? Почему ты значишь для меня так много?

Призрак как будто подслушал мои мысли.

Два раза, помещая на твоем пути детей, я совершал ошибку. Они были юны, полны жизни, у них было будущее. Ты ни за что не отдал бы их. Но эта женщина сама хочет уйти, Гюго. Она мечтает увидеть свою малютку, прижать к груди… Для нее существование в виде духа куда радостнее, чем пребывание в этом мире плоти и крови. Почему ты противишься? Эта женщина уже сдалась.

– То, что ты предлагаешь, – ужасно. Ни один человек не должен обладать такой властью над другим, так распоряжаться чужой жизнью.

По твоим глазам я вижу, как страстно ты хочешь сказать «да». «Да!» – произнеси это слово. Да! Да! Скажи «да!», и твоя Леопольдина проснется у тебя на руках.

Призрак смотрел на меня. Отблески пламени играли в его волосах и освещали топазовые глаза, которые сейчас горели своим собственным светом.

В этом священном месте испокон веков совершали жертвоприношения. Ради того, чтобы получить защиту для племени, здесь проводили ритуалы, иногда очень жестокие. В прежние времена люди не вступали с духами в спор, как делают это сейчас. Если им говорили убить, они убивали.

В его словах слышалась почти звериная тоска по тому утраченному времени.

Магию почитали. Поклонение богам и обитателям потустороннего мира было важной частью жизни. Им подчинялись. Твои сеансы заново пробудили на острове духов, которые долгое время пребывали в забвении. Мы всегда являемся, стоит нас позвать. Я чувствую в тебе недюжинный ум. Как же я мог упустить возможность обсудить вопросы мироустройства с кем-то, кто так глубоко постиг их суть, как ты? Я надеялся, что встретил единомышленника. Человека величайшего ума, человека, который возвысит в мою защиту свой талант…

– Я не могу принять твое предложение.

Но мой голос теперь звучал не так твердо, как прежде. Я измучился, устал; я боялся, что это существо не успокоится и не перестанет меня преследовать.