Стивен Кинг - Исход (Том 1)

Стараясь преодолеть внутреннее напряжение, Франни ухватилась за левую руку отца — та была твердой и негнущейся, как ножка стула, — и подтянула, переворачивая тело. Во время этой процедуры продолжительный, булькающий, клокочущий звук вырвался из него, отрыжка, которая, казалось, будет продолжаться бесконечно, заскрежетала в его горле, как будто саранча, скопившаяся там, ожила в темном туннеле, умоляя об освобождении.

Франни, взвизгнув, отскочила назад, сильно ударившись о прикроватный столик. Расческа, щеточки, будильник отца, стопка монеток, какие-то булавки, звякнув, свалились на пол. Теперь появился и запах — тухлый, газообразный дух, и сразу то, что еще оставалось от своеобразной защитной пленки, обволакивающей ее сознание, испарилось, и Франни открылась истина. Упав на колени, она обхватила голову руками и завыла. Она хоронила не огромную куклу: это своего отца она хоронила, и остатком его человеческой природы, самым последним, был вот этот тошнотворный дух, который теперь повис в воздухе. Да и тот скоро исчезнет.

Мир посерел, и звук ее собственного горя, резкий и непрерывный, отдалился, будто кто-то другой издавал эти звуки, возможно, одна из тех темнокожих женщин, которых показывают в теленовостях. Прошло время, она не знала сколько, а потом понемногу Франни начала приходить в себя и к осознанию всего того, что все еще предстояло сделать. Это были такие вещи, которые прежде она не смогла бы заставить себя сделать.

Франни подошла к отцу. Перевернула его. Он издал еще один такой же звук, но теперь уже истощившийся и непродолжительный. Она поцеловала его в лоб.

— Я люблю тебя, папа, — прошептала она — Я люблю тебя. Франни любит тебя. — Ее слезы упали ему на лицо и заблестели там. Она сняла с отца пижаму и одела его в самый лучший костюм, вряд ли обращая внимание на глухую боль в спине, боль в шее и руках, когда она поднимала отяжелевшие части его тела, одевала их, опускала и переходила к следующей части. Она подложила ему под голову два тома «Книги знаний», чтобы как следует завязать галстук.

В нижнем ящике, под носками, она отыскала его военные награды — Пурпурное Сердце, медали за отличие в военной подготовке, другие… и Бронзовую Звезду, которую он заслужил в Корее. Франни пристегнула их к лацкану. В ванной она нашла детскую присыпку фирмы «Джонсон» и припудрила отцу лицо, шею, руки. Запах присыпки, пота и ностальгии снова вызвал слезы. Пот струился по ее телу. Под глазами залегли темные круги крайнего нервного истощения.

Франни сомкнула над телом края скатерти, взяла иглу и прошила по краю. Затем, подвернув рубец, снова прошила. Всхлипывая и издавая стоны, Франни сумела опустить тело на пол, не уронив его. Близкая к обмороку, она вынуждена была передохнуть. Почувствовав, что может продолжать, Франни, приподняв верхнюю часть тела, подтащила его к лестнице, затем как можно осторожнее спустила на первый этаж. Здесь она снова остановилась, дыхание ее превратилось в быстрые хриплые всхлипывания. Головная боль стала острой, впиваясь в нее сильными вспышками. Франни протащила тело по холлу, затем через кухню на крыльцо. Вниз по ступеням. Ей снова понадобилась передышка. Все вокруг уже окутывал золотистый свет раннего вечера. Франни уселась рядом с телом отца и разрыдалась, уткнув голову в колени и раскачиваясь из стороны в сторону. А птицы весело щебетали вокруг. Она собрала все силы, чтобы дотащить тело до сада.

Наконец все было сделано. К тому времени, когда последний слой дерна вернулся на прежнее место (Франни выкладывала дерн так, будто это была какая-то головоломка), было уже без четверти девять. Вся она была перепачкана грязью. Только кожа вокруг глаз оставалась белой, дочиста отмытая слезами. Франни едва не валилась с ног от усталости. Слипшиеся волосы прядями свисали вдоль щек.

— Покойся с Богом, папа, — пробормотала она. — Пожалуйста.

Франни оттащила лопату в мастерскую отца и безразлично швырнула ее внутрь. Ей дважды понадобилось отдыхать, чтобы преодолеть шесть ступеней крыльца. Не включая свет, она миновала кухню и, сбросив тапочки, вошла в гостиную. Франни добрела до дивана и тут же заснула.

Во сне она снова поднималась по ступеням, направляясь к отцу, чтобы исполнить свой долг и предать его земле. Но когда она вошла в комнату, скатерть уже покрывала его тело, и чувство горя и невосполнимой утраты превратилось в нечто другое… в нечто, подобное страху. Она нехотя пересекла комнату, внезапно желая только одного — спастись бегством, но не в состоянии остановиться. Шелковая скатерть поблескивала в сумерках, призрачно и мрачно, и до нее дошло:

Под скатертью не было ее отца. И то, что было под ней, не было мертво.

Что-то — кто-то — наполненное темной жизнью и прячущееся от всего светлого и радостного, было под ней, и больше жизни ей было необходимо отдернуть эту скатерть, но она… не могла… остановиться.

Она протянула руку к скатерти — и отдернула ее.

Он ухмылялся, но она не могла увидеть его лица. Волна ледяного холода охватила ее с головы до ног от этой ухмылки. Нет, она не могла увидеть его лица, но она рассмотрела подарок, который принес этот ужасный призрак ее нерожденному ребенку: скрученную железную вешалку для пальто.

Она бежала, бежала прочь из комнаты, прочь из сна, поднимаясь вверх, быстро поднимаясь на поверхность…

Она очнулась в предрассветной тишине гостиной, ее тело утопало в пене страха, сон уже превращался в обрывки нереальности, оставляя позади себя ощущение рока, подобно гнилостному привкусу какого-то испортившегося блюда. Еще не полностью проснувшись, она подумала: «Он, это он, Странствующий Хлыщ, человек без лица». Затем Франни снова заснула, теперь уже без сновидений, а проснувшись утром, вообще не вспомнила об этом.

Глава 29

В тот самый вечер, когда Ларри Андервуд спал с Ритой Блэкмур, а Франни Голдсмит спала одна, видя свой зловещий сон, Стюарт Редмен ждал Элдера. Он ждал уже три дня — и в этот вечер Элдер не разочаровал его.

Сразу после полуночи двадцать четвертого вошел Элдер с двумя санитарами и указал на телевизор. Пока санитары выносили телевизор, Элдер стоял рядом со Стью, направив на него пистолет. Правда, к этому времени Стью уже не нуждался в телевизоре — по нему передавали сплошное дерьмо. Единственное, что ему оставалось, это, стоя возле зарешеченного окна, смотреть на реку и городок, раскинувшийся внизу. Как кто-то сказал: «Вам не нужен метеоролог, чтобы узнать, в какую сторону дует ветер».