Виктор Точинов - Пятиозерье

Дарящей? — удивляется не-Света. — ОН называл меня Дарящей...

Пара заканчивает подъем — и проходит мимо НИХ, ничего не заметив и не почувствовав. Впрочем... Женщина на секунду останавливает взгляд на том месте, где находится не-Света. Во взгляде сквозит легкое недоумение...

Мужчина и женщина идут по вымощенной дорожке, пересекающей зеленый, полный диковинных цветов луг, расположенный на обширной горной террасе — дальше вновь громоздятся скалы, рассеченные широким проходом. Пара стремится именно туда. ОНИ двигаются следом.

Площадь, два небольших храма на противоположных краях ее, и обелиск в центре появляются перед глазами мужчины и женщины неожиданно — так, очевидно, и задумано неведомыми строителями. Они медленно подходят к обелиску.

На площади, кроме пришельцев, никого нет. Ни одного человека.

Это высокая стела из красного камня, увенчанная скульптурным изображением двух рук, судя по изяществу форм — женских. Одна рука свисает вниз — мертво, безжизненно. Ее обвивает стебель какого-то растения, похожего на лиану с толстыми длинными шипами. Каменные шипы глубоко впиваются в каменную кожу, и кажется, что камень красен от пролившейся на него крови.

Другая рука устремляется вверх, и держит на раскрытой ладони не то огромный цветок неправильной формы из полупрозрачного голубого камня, не то стилизованное изображение пламени. Колючая лиана виднеется и на этой руке — но разорванная на куски, бессильно сваливающаяся...

He-Свете скульптурная композиция кажется странно знакомой, будящей далекие-далекие воспоминания... ОНА чувствует — еще чуть-чуть, еще одно крохотное усилие, и они, воспоминания, вырвутся наружу... ОНА вспомнит всё.

Женщина опускается на колени. Кладет к постаменту большой букет, который принесла в руках, — цветы голубые и алые. Встает.

Потом пара разлучается. Мужчина направляется к левому храму, женщина — к правому. У него в руке холодное оружие — едва ли боевое, скорее церемониальное, богато изукрашенное: не то маленький меч, не то большой кинжал. У женщины — небольшой, завернутый в разноцветную ткань сверток.

Левый храм, к которому пошел мужчина, несимметричен — и неправильные формы его рождают чувство тревоги. Не страха или неприязни — именно тревоги, как далекий зов боевой трубы. Из крыши храма — наискось и не по центру — выдается огромная и остроконечная каменная призма, словно наконечник гигантского копья, пронзившего землю и скалы откуда-то из не представимой глубины и закончившего свой путь именно здесь. Стены храма покрывают барельефы — и все они изображают битвы. Рушатся пылающие стены крепостей, и невиданные боевые животные вламываются в ряды насмерть вставшей пехоты, и земля содрогается под колесницами... Смерти много на этих барельефах, но отчего-то не вызывает она мрачных чувств. Лишь азарт последней схватки медленно закипает в крови у смотрящего на них — схватки ради Победы, перед которой смерть ничто... Изображение того, кому посвящен храм, отсутствует. Но дух его чувствуется во всем — пьянящий отзвук всепобеждающей силы.

Под барельефом лежит оружие — самое разное, принесенное давно и относительно недавно — лежит под открытым небом, но ни следа ржавчины нет на нем.

А еще в храме нет входа — вообще, даже с обратной стороны — ОНА видит это не глазами. Хотя кажется, что внутрь попасть все же можно — но ОНА не представляет, как.

И — ОНА отчего-то не хочет оказаться рядом с храмом. Может, и ничего с ней не случится — не-Света чувствует и знает это, — но не хочет.

ОНИ тоже разделяются, двинувшись за мужчиной и женщиной.

Храм, к которому направляется женщина, отличается округлыми и мягкими формами, стены егс также покрывают барельефы, и также нет нигде входа — но ОНА знает, что при желании окажется внутри легко и просто.

Под барельефами лежат цветы — самые разные, принесенные давно и относительно недавно — лежат долго под открытым небом, но ни следа увядания не виднеется на них. Есть там и другие предметы, невидимые под грудами цветов — невидимые, если смотреть лишь глазами. Женщина вновь опускается на колени.

He-Света тем временем изучает барельефы, — медленно и неторопливо, хотя новое ее восприятие позволяет увидеть — не глазами — всё разом, одновременно, в самых мельчайших подробностях.

Сражений там нет.

На барельефах колосятся поля под мирным солнцем, и бродят стада по мирным лугам, не тронутым копытами боевых коней. И — люди: матери с младенцами на руках, и влюбленные пары — Любовь их ощущается даже при взгляде на холодный камень...

Паломница подрагивающими руками разворачивает ткань.

He-Света сосредоточивает все внимание на центральной фигуре барельефа, господствующей над всем и всеми — на женской фигуре в легких развевающихся одеждах.

ЭТО ОНА.

ОНА узнает себя и...

И что-то происходит... Не только на этой площади у двух храмов, и на этом острове, и в этом Мире, — но во всей Реальности.

Реальность содрогается.

Содрогается Мир.

Содрогается остров.

Содрогается площадь и содрогаются два стоящих на ней храма.

Коленопреклоненная женщина отдергивается в испуге. Из рук ее выпадает — и долго-долго летит вниз, навстречу каменным плитам, принесенный для Светлой дар. Долетает и рассыпается тысячей сверкающих осколков. Это оказывается зеркало — старинное, великолепно отполированное зеркало из горного хрусталя, оправленное в золото и самоцветы — фамильная драгоценность, из поколения в поколение переходившее младшей дочери в семье...

ОНА просыпается. Наконец-то ОНА просыпается... Лопается невидимый кокон, разлетаются цепи и разрываются путы. .. ОНА вспоминает ВСЁ... Понимает, что происходит вокруг, во всей Реальности, и понимает, что надо спешить — потому что нити рвутся быстрее и быстрее, рвутся от избытка Силы и недостатка Любви...

Поняла — но не спешит. Потому что...

...Глаза женщины наполняются слезами. Рыданий нет. Сил для них не осталось. И ни для чего другого — не осталось. Все кончено. Дар отвергнут. Не будет младшей дочери — с этим она уже смирилась. Просила об одном: дать им с мужем сына... Не будет и этого...

ОНА входит в женщину — аккуратно и осторожно. Нежно. Поднимается с колен и поворачивается — ее телом. Отирает слезы — с ее глаз.

Всё изменилось вокруг. Всё стало иначе. Храм Пронзающего багровеет, налившись грозной силой — и выступающий из крыши наконечник гигантского копья кажется добела раскаленным.

Но — на монументе, на женской руке, что устремлялась вверх — загорелось, вспыхнуло мягким голубым Светом изображение пламени на раскрытой ладони, — если это пламя. Или расцвел огромный цветок с полупрозрачными голубыми лепестками — если это цветок...