Скотт Сиглер - Инфицированные

Замок тихонечко щелкнул, и Дью аккуратно отодвинул язычок, встал, вытащил пистолет и глубоко вдохнул.

«Они заплатят, Малколм».

Он открыл дверь и проскользнул в совершенно пустую гостиную. Быстро проверил остальные комнаты – ни мебели, ни беглеца, пусто. Дью выбежал в коридор – к следующей квартире.

80

Ножницы для разделки кур

Перри, пошатываясь, выбрался из ванной. Схватив чистое полотенце, свернул бабушкин узел и, с трудом подавив крик, затянул его на искалеченной руке.

Было очень больно, но он терпел. Почему? Потому что главное – дисциплина. Кровь из руки текла, как из забитого поросенка. Полотенце быстро пропиталось ярко-красной жидкостью – возможно, Перри повредил артерию. Впрочем, это не особенно его беспокоило, потому что все три глаза Треугольника он проткнул насквозь. Из пореза свешивалось тонкое скользкое щупальце.

Неважно. Через пять минут он будет в карете «Скорой помощи».

Перри перехватил концы полотенца, стиснул зубы и затянул жгут еще сильнее. Новая волна боли ударила в руку, но он сдержал крик.

Треугольники проснулись.

Нет, не Треугольники, Треугольник.

Треугольник на спине сдох, сгорел. Тот, что прижился на руке, – рассечен на части.

А значит, остается только одно.

СТОЙ СТОЙ НЕ НАДО

УБЛЮЮЮК МММУДАК

Голос в голове звучал слабо и тоненько. Многих слов Перри вообще не разбирал.

– Не надо было с Доуси шутки шутить, слышишь, тварь?! Понимаешь теперь? Или нет?

Перри наклонился вперед и оперся о раковину.

ГАД УБЛЮДОК СТОП СТО ПОМОГ…

– Никто тебе не поможет, – сказал Перри. – Теперь ты знаешь, каково это.

Разделочный набор стоял у раковины.

Дверь в ванную комнату угрожающе загрохотала. В щель под ней просовывались щупальца, они извивались, будто обезумевшие черные змеи. Не веря глазам, Перри сквозь туман боли взирал, как поворачивается дверная ручка.

Он бросился к двери как раз в тот момент, когда она начала открываться, и захлопнул ее плечом. Запер дверь и отступил на шаг. Упругие черные щупальца продолжали лезть из-под двери.

Он слышал щелканье и хлопки. Более того, в его голове звучали женские голоса; звучали не так громко, как мольбы собственного Треугольника, но все-таки достаточно отчетливо. Отчаянно и зло.

На Перри лился поток слов. Он с трудом ухватывал отдельные фразы – то же самое чувствуешь, пытаясь в метель проследить за движением одной-единственной снежинки.

СТОП! НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО!

ГРЕШНИК! ТЫ СГОРИШЬ В АДУ!

НЕ УБИВАЙ ЕГО, НЕ УБИВАЙ ЕГО!

Щупальца дергали дверь, сотрясая ее, но открыть им сил не хватало.

Перри обернулся к раковине, заставив себя не обращать внимания на умоляющие голоса. Им сюда не пробраться, а у него осталось незаконченное дело.

Разделочный набор.

Ножницы для разделки кур.

Перри покачал головой. Нет, пусть этим займутся доктора, пусть сами все вычистят!

Край раковины располагался на уровне пояса. Перри потянулся к мошонке, чтобы подтянуть ее вверх и положить на стойку, но когда пальцы коснулись ее, он инстинктивно отдернул руку, как будто случайно схватил гремучую змею.

Ощущения получились странные: мошонка не мягкая и податливая, а плотная, покрытая коркой, раздувшаяся, с инородными буграми.

СТТТТОЙ СТОП СТОООО

ТЫ НЕ МОЕЕЕЕШЬ

НЕТ НЕТ НЕЕ

Голос Треугольника отчаянно дрожал – то ли потому, что он последний в его теле, то ли потому, что в крови еще достаточно тайленола, то ли и то, и другое вместе. Да и не важно. Перри вновь протянул руку вниз, готовый ощутить эту дрянь, и положил мошонку на край мойки.

Ничего страшнее он в жизни не видел.

По щекам покатились слезы. Раз или два во время самоистязаний из глаз его начинали литься слезы, но на сей раз слезы были другими. Перри плакал от разочарования и страха, как мужчина, который потерял все.

Ни один доктор в мире ему не поможет.

На этот Треугольник Перри не смотрел несколько дней – с тех пор как вытащил маленькую белую штуку из бедра. И яйца с тех пор не проверял. Ни разу. Если бы он это сделал, если бы увидел, то, возможно, вообще не стал бы бороться.

Треугольник разросся до невероятных размеров. Под кожей он казался почти черным. Его голова вздымалась, как маленькая пирамида. Большая часть волос на лобке выпала, осталась голая, незащищенная кожа. Левое яичко скрывалось где-то под Треугольником, правое едва виднелось под его краем. Член торчал под каким-то неправильным углом – Треугольник вырос как раз у его основания. Для ткани, прикреплявшей пенис к телу, почти не осталось места, и он выглядел так, будто вот-вот оторвется, вытесненный разросшимся Треугольником.

И это еще не самое плохое.

Под кожей из граней треугольной пирамиды, выросли черные щупальца – как у Толстухи. Одно огибало правое яичко. Другое змеилось по внутренней стороне бедра – уродливое, пульсирующее щупальце, похожее на черный жгут.

А последнее?

Последнее добралось до пениса, заползло в него, натянуло кожу и несколько раз обвило.

Обнаженное тело Перри содрогалось от ужаса. Он знал, что не сможет этого сделать, не сможет отрезать себе член и яйца. Мерзкие твари победили. Да пошло оно все!.. Перри нагнулся вперед и схватил с подставки один из зазубренных ножей. Положил руку на раковину, ладонью вверх, и прижал острие ножа к запястью. Где-то он слышал, что нужно резать вдоль руки, а не поперек.

– Что это ты делаешь, парень? – спросил голос отца.

Слезы Перри капали в раковину, рыдания сотрясали тело. Он взглянул в зеркало, в котором снова вместо собственного отражения увидел обтянутое кожей лицо отца. Глаза Джейкоба Доуси налились кровью, губы растянулись настолько, что не двигались, когда он говорил, – от него остались только кожа да кости, потому что все мышцы на теле сожрал Капитан Рак.

– Прости, папочка, – сквозь слезы выдавил Перри. – Но я не могу. Не могу этого сделать. Я хочу покончить с собой.

– Сынок, ты еще можешь победить. Можешь еще показать им всем.

– Пап, не могу. Не могу!

– Ты должен, парень! – повысил голос отец. – Ты зашел так далеко – нельзя сейчас сдаваться. Человек должен делать то, что он должен!

Перри опустил голову. Он не мог сделать это и не мог смотреть в глаза отцу. Он вдавил лезвие в руку. Выступила капля крови. Два быстрых разреза – и все.

«Прости, па, но здесь все и закончится».

Перри в последний раз взглянул на свои изуродованные, чудовищные гениталии, смахнул слезы и собрал волю в кулак, чтобы…

Сначала он подумал, что ему показалось.

Еще раз. Теперь Перри знал, что это не плод его воображения.