Татьяна Корсакова - Музы дождливого парка

Пожалуй, про любую рану он погорячился, и тоска, нет-нет да и проскальзывающая во взгляде Марты, лучшее тому доказательство. Увы, с душевными ранами дело обстоит далеко не так просто, и время тут не всегда лучший лекарь.

Перед внутренним взором незваными гостями встали события той роковой ночи. Не то чтобы Арсений сознательно старался все побыстрее забыть, но и вспоминать так часто ему не хотелось. А оно вот… все вспоминается…

Вспоминается, как у них на руках умер несчастный старик. Как рыдала Марта, нашедшая и сразу же потерявшая единственного родного человека. Как задрожали и пошли трещинами стены павильона. Как сам Арсений, шипя от боли в травмированной руке, почти силой снес Марту вниз. Как она цеплялась за его куртку, страшась отпускать обратно на смотровую площадку. Вспоминается тяжесть неживого тела Акима и гулко вибрирующая под ногами винтовая лестница. Вспоминается прощальный и одновременно ободряющий взгляд мраморной Урании. До сих пор едва ли не каждую ночь снится превращающийся в руины парковый павильон, в ушах звучит разноголосый хор, а перед глазами кружит, медленно растворяясь в темноте, хоровод из полупрозрачных женских фигур. Музы Саввы Стрельникова обрели наконец покой. Все до единой. По крайней мере, Арсению хотелось так думать.

Были еще похороны Акима и нелегкий разговор с родственниками Марты. Разговор закончился их с Мартой отказом от своих долей в наследстве. Зачем им чужое, когда своего достаточно?! Когда счастье измеряется не количеством нулей в банковском счете и не каратами, а чем-то гораздо более простым и более важным?!

Арсений увез Марту из поместья сразу после похорон Акима. Всю дорогу до его дачи она молчала, но в этом напряженном молчании Арсению слышался невысказанный вопрос…

Аким не пришел. В этом не было ничего удивительного, свое последнее «прощай» он успел сказать перед смертью. А вот Ната… Теперь, когда все встало на свои места и настоящий убийца найден, простила ли она Марту, ушла ли с миром или ее душа до сих пор не может найти покоя? Там, в круговерти из огненных всполохов и освобожденных из мраморного плена муз, Арсению так и не удалось рассмотреть Нату. Была ли она там вообще? Он не знал…

А Марте так же, как и ему, до сих пор снились кошмары: умирающий Аким, уходящие музы, на глазах рушащийся павильон. Она просыпалась в слезах, а Арсений ничем не мог ей помочь. Наверное, им обоим нужно время. И здорово, что в гости к ним ввалился шумный и неугомонный Лысый. Даже эта репетиция предстоящего Нового года очень кстати. Если повезет, она станет первым шагом к избавлению от душевных ран.

В тот вечер они напились. Арсений провел ревизию своих алкогольных запасов, и дело не ограничилось одной лишь бутылкой коньяка. Впрочем, напились — это громко сказано. Сшибить с ног Лысого было сложно даже куда более внушительной дозой, а Арсений после комы не пьянел вовсе. Но, как бы то ни было, а репетиция удалась на славу, даже в Мартиных глазах на время растаял лед. Она ушла спать первой. Следом отправился в комнату для гостей Лысый. Арсению не спалось.

Они с Гримом сидели на расчищенном от снега крыльце. Арсений, нарушив самому себе данное обещание, курил, а Грим, кажется, дремал у его ног.

— …Замечательная ночь, Арсений.

Он еще не поднял головы, но уже знал, кто нанес ему визит.

— Добрый вечер, Ната, — вежливо поздоровался он, придерживая за ошейник напрягшегося Грима. — А я уже и не чаял…

Наверное, нужно было сказать что-то другое, но вот не получилось. Нельзя злиться на мертвых, но что поделать?!

— Вы ждали меня? — Ната улыбнулась, как ему показалось, виновато.

— Не то чтобы ждали, но надеялись на ваш визит. Марта надеялась… я думаю.

— Мне понадобилось время. Даже мертвым иногда нужно время. — Она с тоской посмотрела на зажатую в его руках сигарету. — Завидую.

— Нечему завидовать, — Арсений пожал плечами, загасил сигарету. — Я уже почти бросил. Не присядете? — Он похлопал ладонью рядом с собой.

— Спасибо, но я по делу. — Ната улыбнулась озорно и иронично, как некогда улыбалась Арсению каменная Урания.

Он уже понял, что она по делу. Призраки не заглядывают на огонек просто так.

— Я весь внимание.

— Скоро Новый год, — сказала Ната задумчиво. — Я хочу сделать Марте подарок.

— Весьма своевременно.

— Вы в самом деле так думаете? — Она больше не улыбалась, смотрела очень серьезно, словно от его ответа зависело многое.

— Я думаю, что Марте вас очень не хватает, — сказал Арсений то, что должен был сказать сразу. — Она любит вас, Ната. Любит и тоскует.

— Я знаю. Теперь я многое вижу совершенно в ином свете. Иногда даже возраст не страхует от ошибок. Я затем и пришла, чтобы исправить свои ошибки. Вы готовы мне помочь? — Ее голос дрогнул. — Это будет нелегко, я пойму, если вы откажетесь.

— К вашим услугам. — Арсений улыбнулся, встал на ноги.

— Спасибо. — Ната кивнула и произнесла уже другим, деловитым, тоном: — Мне понадобится бумага, ручка и… ваше тело.

Он понял ее задумку. Нет, он не испугался, просто усомнился:

— Одна не слишком приятная особа уже пыталась. У нее ничего не вышло, а со мной приключились кое-какие неприятности.

— Сейчас все будет по-другому. Я обещаю.

Обещания… Тяжело верить обещаниям, когда на чаше весов твое здоровье, если не жизнь. Но что делать, когда на другой чаше — душевное спокойствие любимой женщины?

— Может быть, тогда пройдем в дом? — спросил Арсений после недолгих раздумий…

…Ната не обманула, на сей раз все было по-другому. Не было боли и страха, только лишь нетерпеливое ожидание, вдруг растворившееся в золотистом сиянии, умиротворяющем, убаюкивающем.

Когда Арсений открыл глаза, Наты уже не было, но по запечатанному, подписанному знакомым размашистым почерком конверту до сих пор скользили золотые отсветы. Он мог только догадываться о том, что в письме, но ему вполне хватило надписи на конверте: «Марте, моей любимой девочке. От бабушки…»

Примечания

1

Эрато — муза любовной поэзии.

2

Эвтерпа — муза лирической поэзии.

3

Урания — муза астрономии и точных наук.

4

Полигимния — муза торжественных песнопений.

5

Речь идет о художнике Амедео Модильяни.

6

Речь идет о Жанне Эбютерн, последней возлюбленной Амедео Модильяни.

7