Принцесса Намонаки - Мария Николаевна Сакрытина
– Мне жаль, госпожа, – тихо проговорил Ли после молчания. – Жаль, что вам приходится делать это. Если бы вы позволили, я бы не дал вам…
– Не дал мне что? – Я потянулась к хурме, которая, по крайней мере, должна быть вкусной. Мясо казалось слишком пресным и странно пахло. Надеюсь, это была не конина.
– Убивать, госпожа. Вы слишком… Женщина не должна этого делать, – тихо закончил Ли.
Я усмехнулась:
– Я не женщина, Ли. Я принц и наследник двух государств. Родная мать пытается забрать у меня трон, издевается над моей императрицей, и я вынуждена вести за собой орду убийц и грабителей, чтобы восстановить справедливость. А ты забываешься.
Ли отвел взгляд и больше не произнес ничего до самого совета, который состоялся аккурат после заката. Это совсем не было похоже на императорские аудиенции – за мной явилась стража, и это куда больше походило на конвой, чем на почетное сопровождение.
На небе, вмиг почерневшем, стоило солнцу исчезнуть за горизонтом, высыпали звезды. Я шла в кольце кочевников, от которых презрением тянуло так же ощутимо, как жарки́м от костров, и не могла отделаться от мысли о Мэйлин. Смотрит ли она сейчас на эти же звезды? Выпускают ли ее на них посмотреть? Мы не были близки – не настолько, как с Ли, например, ради которого я уже дважды рисковала жизнью, но мысль о ней странным образом придавала мне сил.
Есть люди, которые должны жить. Нет, все, конечно, должны – человеческая жизнь бесценна. Но есть люди, которые просто обязаны оставаться в живых и быть счастливыми. Ты сразу замечаешь их среди других: они сияют. Неправильно использовать их в качестве пешек, неправильно сажать их в клетку. Это несправедливо, и я должна исправить эту несправедливость. К слову, себя я к таким людям не отношу. И Ли тоже. Мы более-менее обычные. А такие, как Мэйлин, делают жизнь ярче…
Итак, совет.
Меня, как пленницу, провели меж шатров. Кочевники оглядывались на меня, кто-то сплевывал, кто-то обидно ухмылялся. Пусть и окруженная солдатами, пусть хоть сто раз принц – фигура влиятельная для политической арены, – в безопасности я себя не чувствовала.
Ли шел за моей спиной, и мне несколько раз хотелось подозвать его и схватить за руку, но он ничем не мог мне помочь.
В самом сердце лагеря расположился самый большой шатер, который, полагаю, принадлежал Алиму.
Военачальников было пятеро, включая Алима, рядом с каждым на полу сидел советник, а может, заместитель, я до сих пор не разобралась в их титулах и званиях. Получается, всего человек десять. Конвой ввел нас с Ли, молча поклонился и чинно убрался на улицу. В этом простом шатре, беднее моего, вершились серьезные дела, и мне, наверное, стоило быть благодарной за честь здесь присутствовать.
Благодарной я себя не чувствовала. А вот не в своей тарелке – сколько угодно.
Мне не предложили сесть, хотя генералы сидели в золотых, богатых, но даже на вид неудобных креслах. Садиться же на пол я не стала – это ниже достоинства принца, просто вышла в центр шатра и осталась стоять, терпя оценивающие взгляды.
Было страшно: у каждого здесь имелось как минимум по мечу и кинжалу, а я так и осталась безоружной. Реши они меня убить, вряд ли даже Ли сумел бы уложить всех. Я очень хорошо это понимала.
Снова и снова я напоминала себе: они ничего мне не сделают, принц им нужен живым. Но живой – это такая неопределенность! Можно быть без рук и без ног, но живым. Можно сойти с ума от боли, но также остаться живым. Можно продаться в рабство, наконец, но оставаться живым.
Так что это было самое волнительное интервью в моей жизни. Неудивительно, что колени подгибались, а сердце колотилось как сумасшедшее. Учитывая здоровье принца, это вполне могло аукнуться сердечным приступом. Как же было страшно!
Все время, пока я осматривалась, царила тишина. Кажется, даже снаружи все замерло, а уж в шатре время и вовсе словно застыло: Ли за моей спиной, развалившиеся в креслах генералы, их советники, глумливо или с интересом разглядывающие меня. Был среди них старик, весь в бляхах серебра, как рыба в чешуе, – блестел точно новогодняя елка и звенел, когда шевелился, как гирлянда из стеклянных фонариков.
Он же, как ни странно, и начал допрос – вальяжно так, с ленцой:
– Что ты можешь нам предложить, чужеземный принц?
Я сцепила руки за спиной, чтобы видеть их мог только стоявший позади меня Ли, пальцы дрожали, но уверенно усмехнулась:
– А что мне можете предложить вы?
Такой вот разговор слепого с глухим. Не стоило мне играть в эту игру, но… Я не люблю, когда меня унижают. А меня унизили, когда привели под конвоем и заставили стоять как простого пленника. Еще бы руки связали.
Кочевники ожили: кто-то хохотнул, кто-то подался вперед, гладя усы, кто-то, наоборот, откинулся на спинку кресла и отвернулся – дескать, да что тут интересного?
– Ты здесь проситель, чужеземец, – заметил генерал, сидевший ближе всех ко мне. Его, как и советника, от других отличали шикарные косы, толстые и гладкие – на зависть любой девушке.
– Неужели? – Я огляделась. – Меня привели ваши солдаты, я стою, а вы сидите. Я, скорее, пленник. Могу предложить за себя выкуп: я открою для вас ворота ближайшей крепости Великой стены. В империи, где недавно умер правитель, полагаю, вы захватите много золота и рабов, а я вернусь домой, займу принадлежащий мне по праву трон, и мы с вашим ханом договоримся об условиях мирного договора.
Солидно звучит? Я знала: не стоит вести переговоры на стороне проигрывавших, потому что это уже не переговоры, а навязывание победителем условий, причем изначально не выгодных для побежденного.
– Значит, тебе нужны наемники, чужеземец? – подал голос другой генерал. Он выглядел старше других, волосы на голове выбриты, кроме затылка, где красовался шикарный черный чуб. Очень внушительный. Глаза его хищно блеснули. – Мы не воюем за чужих королей. Мы их убиваем.
Я почувствовала себя так, будто над моей головой уже занесли топор. Однако нужно было оставаться спокойной.
– Мне все равно, как вы это называете. Но я открою вам ворота, и вы вернетесь к своему хану богачами и победителями. Вас наверняка наградят. Но если это вас недостойно… – Я пожала плечами, и продолжение «… то вы идиоты» повисло в воздухе. Наверняка все это поняли.
Генералы переглянулись, и Алим, ничуть меня не
