Самая страшная книга 2023 - Оксана Ветловская
– Что с ней?!
Он повернул голову на голос. Юлька стояла на пороге комнаты и, кажется, боялась зайти.
– А я знаю?! Сожрала что-нибудь!
– Я ей ничего другого не давала!
«Гнилолицый, – на этот раз напоминание пришло в мыслях. – Червивый принц».
Слизь потекла у Милашки из ноздрей, из глаз, она словно плакала. Роман сжал кулаки, ощущение бессилия и жалость выбили все мысли. Он чувствовал – кошка не жилец, такое не может продолжаться долго…
Ее вытошнило совсем уж мучительно, глаза Милашки расцвели всполохами лопающихся сосудов. В покинувшей желудок слизи виднелись красные сгустки.
Юлька закричала громко и неразборчиво, а потом закрыла глаза, сползла по дверному косяку. Роман бросился к ящику комода, где хранились лекарства. Достал нашатырь, отщипнул кусочек ваты. Смочил нашатырем, сунул ее Юльке под нос.
Она вдохнула – раз, другой. Потом дернула головой, повернула ее, спасаясь от запаха. Роман поспешно убрал ватку, легонько похлопал Юльку по щеке.
– Ты как?
Дрожащий шепот сдавил сердце:
– Что с Миласей?
Роман посмотрел в сторону стола. Кошка лежала неподвижно.
– Умерла, похоже…
Юлька заплакала – в голос, с подвываниями, ее лицо превратилось в некрасивую маску. Роман начал утешать жену, растерянно поглядывая на кошачий труп. Мусор и разрубленную ворону можно было списать на совпадение, на чью-то неряшливость и склонность к садизму, но смерть кошки выглядела первой страшной ступенькой к тому, о чем предупреждал калека.
«Это что, меня запугивают? Я-то здесь при чем? С бомжами не цеплялся никогда, грешить – не грешу особо… Страдать тоже не обязан, у каждого – своя жизнь! Бред, ну бред же…»
Мысли скакали от тоскливой растерянности до бешенства. Мелькнула надежда, что он спит, но ее безжалостно перечеркнул плач Юльки и никуда не девшийся запах слизи.
– Ну почему таааак… – провыла Юлька. – Она же еще маленькаяяяя…
– Мне бомж сказал, что страдать будут те, кто со мной рядом, – угрюмо проговорил Роман, и Юлька замолчала. – Хотел, чтобы я с ним пошел куда-то. Задвигал что-то про перерождение, про день рождения, про каких-то червивых принцев… Я теперь не знаю, что и думать.
Юлька всхлипнула, вытерла глаза кончиками пальцев и покачала головой:
– Сумасшедший это…
– А с Милашкой тогда что?
– Вирус какой-нибудь… Я недавно про похожее читала «ВКонтакте». Не помню у кого. Только там за границей было. Может, и до нас уже добрался.
Она опять всхлипнула и добавила:
– К Миласе на позапрошлой прогулке какой-то помойный кот приставал. Такой настырный, глаза злющие. Еле отогнала. От него и подцепила, наверное…
Юлька снова зашлась в рыданиях. Роман гладил ее по голове, мрачно обдумывая сказанное. Ему очень хотелось поверить жене, но укоризненный взгляд калеки не давал сложить все на удобную для Романа полочку. «Даже не надейся, сейчас не тот случай».
– Ну, скорее всего… – все же проговорил он, больше для успокоения Юльки. – На помойке какой только дряни нет.
Она зарыдала еще сильнее.
Кошку похоронили спустя час, в рощице за домом. Юлька без умолку причитала про оградку и памятник, которые непременно нужно поставить, временами сбиваясь на плач, но Роман слушал вполуха, на автомате отваливая пласты земли штыковой лопатой, одолженной у соседа-огородника, и пытаясь сообразить, что делать дальше. Искать сведения про Червивого принца и остальных или заставить себя поверить, что Юлька права. Что Милашку сгубила странная, но никак не связанная со словами бомжа зараза.
Он часто оглядывался по сторонам, ежась от мысли, что тот может вынырнуть из-за деревьев и снова предложит пойти с ним. Память то и дело показывала глаза блюющей Милашки, и Роман не был уверен, что у него хватит духа разговаривать с калекой так же, как и в прошлый раз.
Но тот не появился.
Домой Роман пришел, так и не приняв решения. Юлька сразу взяла планшет и полезла в соцсети – изливать горе онлайн. Роман взял влажные салфетки и занялся ноутбуком.
Отчистил начинающую подсыхать блевотину, вымыл пол. Сел в кресло, включил ноутбук. Система начала грузиться как обычно. «Фух, пронесло…»
Роман дождался полной загрузки, привычно навел курсор на ярлык браузера… и вздрогнул. Экран беззвучно зарябил черно-белыми помехами.
– Какого хрена…
Помехи исчезли. Возникшее вместо них изображение было таким же – черно-белым, четким до предела. Звук отсутствовал.
В свете нескольких костров, разведенных в больших ржавых тазах, дрались двое голых мужчин. Роман не мог понять, где это происходит: в подвале, в заброшенном доме или еще где-нибудь. Он разглядел только дерущихся, грязный каменный пол и выложенные кругом обломки кирпичей, явно обозначающие границы «ринга».
Худоба, плохая кожа, запущенные волосы бойцов – все это живо напомнило Роману бомжа. Один – невысокий, седой, с простоватым лицом и рублеными скулами – сжимал в руках бутылочную «розочку» и увесистую ржавую цепь. Второй – нескладный, угловатый, с темными навыкате глазами, глубокими залысинами и крупным носом с горбинкой, держал в правой топорщащуюся гвоздями штакетину, а в левой – толстую, длинную и ржавую отвертку.
Неуклюжие выпады, суматошная защита, много лишних движений: ни с какого боку не профи. Но в каждом взгляде, каждом шаге и взмахе сквозили ярость и безрассудство, словно на кону стояло что-то сокровенное, дороже и важнее чего не будет никогда. Роману стало не по себе.
У нескладного было немного распорото предплечье, кровь текла из короткого косого пореза чуть выше пупа и из глубоко рассеченного левого соска. Вдобавок он заметно кривился на левый бок и редко бил отверткой. Седой прихрамывал, у него заплыл правый глаз, было разодрано ухо, несколько изрядных царапин разукрасили бедро и голень левой ноги.
Осознание, как и пару часов назад, пришло внезапно. Горло пересохло, и возникший в нем комок Роман сглотнул не сразу.
«Насмерть же дерутся».
Седой ощерился, начал раскручивать цепь. Метнул ее в лицо противника и сам кинулся следом, выставив «розочку» перед собой. Нескладный отдернул голову, цепь пролетела впритирку.
Ударить в ответ он не успел. Стеклянные зубцы вошли ему в живот, седой навалился всем телом, вгоняя их еще глубже. Коротко выдернул и ударил снова.
Нескладный харкнул кровью, осел на колени. Седой прижал его голову к своему животу и воткнул «розочку» нескладному в шею. И еще, еще…
Роман оцепенело следил за скупыми движениями руки. Седой ударил раз десять, прежде чем окровавленное стекло выскользнуло у него из кулака. Потом отпустил нескладного, и тот мешком повалился в темную, быстро растущую лужу.
Седой выпрямился, победно вскинул руки и тут же скривился от боли, прижал ладонь к животу. За кирпичами обозначилось несколько смутных силуэтов.
