Роберт Чемберс - Послание из тьмы

Женщина выпалила все заградительные слова, какие нашлись; теперь Эдвард должен был решить, чем завершится этот день для них обоих.

– Вы уж не обессудьте, – мягко сказал он, – но я пока без вас не обойдусь. Не найду сам выхода…

Вряд ли цветочница поверила ему, но спорить не стала, рассмеялась, взяла юношу за руку и повела по тропинке к мостику. Изрытая следами колес и подошв песчаная дорога и впрямь лежала на другом берегу, полностью скрытая от Выездки кудрявой акацией и нагроможденными как попало камнями.

– Любопытно, – заметил Эдвард, – кто это завез сюда эти тяжелые блоки? Неужели собираются совсем отгородить Выездку?

– Никто их не завозил. Они очень давно тут лежат. Сверху попадали…

Последние слова она произнесла с такой сложной интонацией, что Эдварду отчего-то стало страшновато. Крутой склон, ограждавший дорогу слева, не был ничем примечателен. Наверное, это чувства спутницы так откликнулись в его душе.

– А что там?

– Подъем осилите? Тогда идем – покажу…

– Конечно, осилю. Вы же меня накормили волшебной едой!

Изначально башни были построены из белого камня – с веками он пожелтел, но от этого стройные стены только стали на вид теплее. Когда-то их было три – круглая, квадратная и шестиугольная, теперь две стояли, сохранив высоту до третьего этажа, остальное угадывалось по нижним венцам кладки.

– Прежде больше было. Часть здешних домов из этого камня сложена. Разобрали…

Эдвард с трудом оторвался от потрясенного созерцания.

– Удивительно, что дочиста не снесли. Хозяев нет, можно и поживиться!

– А-а, вы знаете о них?

– Я выучил их язык и много читал.

Как вспыхнули ее глаза! Безумный день… Даже эту невежественную работницу будоражит и манит тень Древних!

– Значит, не ошиблась я…

Они присели на совершенно целый, с закругленными углами порог. Разгоряченный подъемом, юный Кингстон расстегнул камзол, его спутница развязала косынку. Отсюда было видно и Выездку, и город по другую сторону длинного холма – а с вершины башен, наверное, и море тоже. Снизу долетали гул и гомон столицы, но замешанная на них тишина взгорья становилась еще гуще.

– Мне бабушка рассказывала, – вполголоса заговорила женщина, – полез один стену разламывать, да обрушил кусок, и пришибло его насмерть. Кусок непростой был, голова резная, такие здесь балки потолочные поддерживают.

– Получается, что создателям замка такое поведение людей не по нраву, и они на это таким образом намекнули?

Солнце грело лишь слегка ласковее, чем летом; ветер, может, и предвещал перемену погоды, но пока только заставлял шелестеть подсохшую листву, а здесь, на гребне, тонко свистел, причесывая золотистые травы, проскальзывая сквозь проемы башен. Ветер попробовал причесать и Эдварда, но тот откинулся к стене и не дал растрепать вьющиеся пряди. Подумав, он снял камзол и развязал ворот рубашки.

– Жарко? – улыбнулась женщина и распустила шнурки корсажа. – А я все в толк не возьму, как господа в такой плотной одежде круглое лето ходят?

– Это дело привычки и приличия. Вы мне другое скажите… – Эдвард коснулся ее плеча, прося об откровенности. – Ведь вы явно замечали меня раньше, верно? Почему я вам не примелькался, как другие? Перед вами десятки мужчин проходят, куда более привлекательных, чем я, а вы…

– Старому золоту не обязательно блестеть, – тихо ответила она пословицей и накрыла своей загрубевшей ладонью его вздрогнувшие пальцы.

Эдвард бережно высвободился, поднялся с порога и вошел в башню. Из обрамленных резьбой оконных проемов веерами падали солнечные лучи. Занесенные ветром листья прошлой осени и многих осеней до нее рыхлыми подушками украшали углы. Сквозь щели в идеально пригнанных пятиугольных плитах пола не пробивалась ни единая травинка.

– Там на диво чисто, – сказал он, вернувшись к порогу, задумчиво поглядел на нее и вдруг выпалил: – Если ты постелешь на пол свои юбки, нам будет удобно!

У нее было самое обыкновенное тело, без чрезмерных выпуклостей. Но ни одной из знакомых столичных дам, со всеми их ухищрениями, не удавалось довести Эдварда до такой вспышки желания, граничащей с безумием. Яд реальности, мед волшебства, отчаянная дерзость и счастливая свобода, грубость и нежность – все в едином всплеске…

Когда настало блаженное изнеможение, Эдвард удивился, что еще не настала ночь: солнце лишь переместилось от одного окна к другому.

– Устал? – прошептала цветочница.

– Немножко, – легко признался он, хотя сил не было даже повернуть к ней голову. – Но пить очень хочется…

– Этому помочь нетрудно, – встрепенулась она. – Вода есть неподалеку, я мигом принесу!

Торопливо накинув рубашку, цветочница вышла; ее босые ноги еще не коснулись порога, а Эдвард уже спал, по-детски свернувшись клубочком, на ее смятых юбках.

Проснулся он, ощутив ласковый зов возвратившейся женщины. Приподнялся на локте, изумленно помахал ресницами.

– Где я?

– Во сне, – усмехнулась она и подала ему медный ковшик с водой. – Выпей – и проснешься!

– А ты будешь?

– Уж нахлебалась, – весело сообщила она, похлопав себя по животу. – Пей, это все тебе!

Он напился, держа ковшик обеими руками; остаток со дна вылил на ладонь и протер лицо. Вода была студеная, и Эдвард не мог больше сомневаться, что наяву лежит голышом в древней башне, а совершенно незнакомая женщина шутит с ним, как со старым другом или братом.

– Очень странно это все, – вздохнул он, поставив ковшик на плиты, уложенные некогда мастерами древней крови. – Почему я знаю, что ты хочешь поцеловать меня в губы, пока они влажные?

– Открылось у тебя глубинное зрение. Отчего, не следует мне знать, но не сомневаюсь – встряхнуло твою душу что-то горестное.

– А ты…

– А я тебя, зеленоглазый, в первый же день приметила, как ты появился.

Предупреждая новые вопросы, она подхватила брошенную на пол охапку одежды и положила Эдварду на колени. Он оделся, позволив ей только застегнуть мелкие пуговки камзола. Она занялась этим делом очень серьезно. От ее растрепанных волос пахло осенью, как от разлетевшихся по всей башне листьев.

– Значит, ты полагаешь, что второй встречи не будет, – сказал он, легонько проводя пальцами по ее макушке.

– Второго раза не нужно ни тебе, ни мне. – Она посмотрела на Эдварда, продолжая соединять тугие петельки и серебряные филигранные шарики.

– Но мы оба не можем исчезнуть с Выездки и будем видеться…

– Улыбаться друг другу будем издали, помнить – и довольно с нас этого.

Пуговки исчерпались; пока Эдвард разглаживал воротник и манжеты, цветочница надела юбки, корсаж, спрятала волосы под чепчик. Невысказанные тайны запутались в складках, скрылись под слоями полотна, сукна и шелка.