Лана Синявская - Последняя ночь колдуна

Девушка уныло вздохнула, понимая, что здесь она ничего не узнает. Всех ее сбережений не хватит, чтобы разговорить кого-нибудь из вышколенного персонала, наверняка дорожащего работой в таком престижном месте.

Услышав ее сопение, женщина подняла голову, заранее улыбаясь:

– Добрый день, – произнесла она, и в ту же секунду лицо ее просияло вполне искренне. – Глашка! Привет!

– Маша? С ума сойти. Вот так встреча! – воскликнула Глафира, не веря в свою удачу.

– А ты чего к нам? Заболела? Или кого из родственников положить хочешь? Только учти, цены у нас бешеные, – предупредила Маша вполголоса.

– Не волнуйся, лечиться я пока не собираюсь. Мне бы поговорить с тобой.

– Это запросто. Как раз через пять минут моя смена заканчивается. Девчонки, отпустите пораньше? – обернулась она к коллегам.

– Иди, – откликнулись те. – Только домой не уходи, пока смену не сдашь, а то Ленка придет – развопится.

– Ладно. Спасибо, – кивнула Маша и потянула подругу за собой.

Они поднялись по главной лестнице, миновали широкий светлый коридор, слабо пахнущий дезинфекцией, и вошли в просторную комнату с высоким потолком и мягким освещением.

– Присаживайся, – показала Маша на диван у стены. – Это наша комната отдыха. До конца смены сюда никто не придет, не волнуйся. Чаю хочешь?

Глаша кивнула.

– Правильно. Что-то сегодня очень холодно, а батареи в полную силу топят только в палатах.

Глафира испытывала чувство приятного удивления, разглядывая Машу. Когда-то они учились в одном классе, даже дружили. После школы судьба Маши сложилась непросто. Она рано вышла замуж, родила, и с этого момента начались ее мытарства. У сынишки диагностировали ДЦП, хотя и не в самой тяжелой форме. Муж, конечно же, немедленно сбежал – всего месяц и продержался, – Маша осталась одна, с больным ребенком на руках. Врачи не прогнозировали ничего хорошего, вяло рекомендовали массаж и тренажеры. Однако очередь на массаж растягивалась на много месяцев, а нужных тренажеров в их городке вообще не существовало. Денег у Маши не было тоже. Помогать ей никто не собирался.

Чтобы прокормиться и не оставлять беспомощного сынишку одного, Маша освоила компьютер, не пользуясь никакими курсами, которые тоже были платными. Освоила, да так, что через пару лет уже администрировала, не выходя из квартиры, с добрый десяток баз данных.

Теперь денег хватало не только на квартплату и питание, но и на целую армию врачей, массажистов и логопедов. Сама Машка занималась с сыном по пять-шесть часов ежедневно, проявляя чудеса терпения и любви. В общем, все нормализовалось, только спать было решительно некогда.

В те времена Глаша принимала активное участие в жизни подруги, помогала по хозяйству и не переставала удивляться ее мужеству.

В три года Мишутка пошел, в три с половиной – заговорил. Ходил он, конечно, не слишком бойко, вперевалочку, а говорил вполне разборчиво, но медленно, тем не менее это был колоссальный прогресс. То, что сделала Маша, Глаша искренне считала чудом. В семь лет ее мальчик смог поступить в обычную школу. Чего это стоило Маше, Глафира могла только догадываться. Подруга никогда не говорила с ней на эту тему…

Глаша осторожно поинтересовалась:

– Как твой Мишутка?

– Отлично! – весело откликнулась Маша, подтаскивая к столику на пластмассовом подносике чайные принадлежности и плетенку с овсяным печеньем. Она деловито разлила чай по кружкам и уселась напротив Глаши, обхватив тонкими пальцами горячую кружку с чаем.

– У тебя действительно все хорошо? – спросила она, внимательно оглядывая Глашу.

– Конечно, – ответила Глаша бодро. – А что?

– Вид у тебя больной. Это я тебе как медик говорю, не обижайся.

Заметив удивление в Глашиных глазах, Мария негромко рассмеялась.

– Удивлена? Долго же мы не виделись. Я успела окончить медицинский институт. Диплом этим летом получила. Здесь я на стажировке, а потом попробую создать собственную практику.

– Рада за тебя! Значит, ты здесь недавно?

Маша уловила нотки разочарования в ее голосе и спросила:

– Для тебя это имеет значение?

– Вообще-то имеет, – не стала скрывать Глаша.

– Тогда могу тебя порадовать: я здесь давно. Когда училась – подрабатывала в этой клинике. Ночной сиделкой, уборщицей, нянечкой – кем придется. Мишаню с собой брала. Ему даже нравилось. Так в чем все-таки дело? Что ты хотела узнать?

Глаша подумала и выложила все начистоту.

– Здесь оперировалась одна моя знакомая. К сожалению, неудачно – она скончалась вскоре после операции. Не волнуйся, это давняя история. Ни у кого никаких претензий.

– Кто такая? – Тон Маши сменился с дружеского на деловой.

– Бэлла Райская, жена одного крупного бизнесмена.

– Канцелярского магната, что ли? Помню такую.

– Помнишь? – Глаша обрадовалась.

– Я тогда сиделкой работала. В реанимации. В ее случае никаких нарушений не было, если ты об этом. По правде говоря, операция была бессмысленной. Слишком запущенный случай, никаких перспектив. Однако ее муж настаивал, требовал, чтобы врачи сделали все возможное. Возможное они сделали, но невозможное не в их власти. Они же не боги. Кстати, впоследствии случилась еще одна некрасивая история.

– Он был чем-то недоволен?

– Да нет. У нас такие специалисты работают – ого-го! Мировые светила, скажу без преувеличения. Аппаратура самая современная, методики передовые. Оттого и дорого.

– Так в чем конфликт?

– Да ерунда. Он на обслугу накатил и на меня, в частности. Заявил, что мы плохо следили за его женой, что она без присмотра шаталась по городу, а это могло сказаться на результатах операции.

– А ты как считаешь, это возможно?

Маша взглянула на Глафиру с неподдельным изумлением.

– Да нет, конечно. Это полная чушь.

– Ты уверена?

– Да на все сто! Конечно, я не сидела возле нее круглосуточно – у меня она была не одна, но могу поручиться, что больницу она не покидала. Разве что просочилась в форточку…

– А может, и правда в окно?

Маша усмехнулась, давая понять, что оценила шутку. Она подняла к губам чашку и очень осторожно сделала глоток, держа свободную руку под донышком лодочкой – боялась запачкать халат.

– Я ухаживала за этой женщиной и до и после операции, – медленно начала она. – Заноза была та еще. Вредная тетка. Шпыняла нас все время, жаловалась врачам, обзывалась. Что ни сделай, как ни старайся – все не по ней. Однажды вызвала главврача и заявила, что я пытаюсь ее отравить. Представляешь себе?

– Как же ты все это вынесла?

– А куда деваться? Это моя работа. Больные в большинстве своем очень капризные, хотя, конечно, случаются приятные исключения. И неприятные в виде этой Бэллы – тоже. Я не об этом хотела сказать. После операции состояние женщины резко ухудшилось. Она приходила в сознание всего дважды, но не то что в окошко сигать, даже говорить совсем не могла.