Татьяна Корсакова - Проклятое наследство

Дочка заперлась в своей комнате и не желала открывать дверь. Даже разговаривать с родной матерью не хотела! Сначала Матрена Павловна злилась, а потом, когда на смену злости пришло привычное ее здравомыслие, разволновалась не на шутку, закричала в голос, заколотила кулаками в дверь. На шум прибежал лишь Викеша, глянул на запертую дверь, все понял правильно, даже лицом побледнел. Неужто тоже испугался за Наташеньку?

Ломиком Викеша орудовал плохо, силенок не хватало. Оттого и провозились они с ним долго, а когда дверь наконец открыли, оказалось, что в комнате никого нет. Сначала у Матрены Павловны чуть сердце не остановилось со страху. А ну как с любимой доченькой случилось то же, что и с Катькой! Но нет, везде порядок, туфелек Наташиных нет, и платье ее любимое, самое нарядное исчезло. Сбежала! От родной матери сбежала, негодница!

И Викеша все понял, кинулся по коридору к спальне Сержа, заколотил в двери. Да только Матрена Павловна уже знала правду: сбежала Наташка не одна, а с этим ублюдочным, пошла супротив материнской воли!

– Что же это, Матрена Павловна? – спросил Викеша таким голосом, каким раньше никогда с ней не разговаривал. – Куда подевалась Наталья Петровна?

– Сбегла, – сказала она устало и, придерживаясь за стены, побрела прочь. Кажется, в столовой еще оставалась наливочка.

– Как это сбегла?! – Викеша не отставал, семенил следом. – Значит, надо немедленно погоню снарядить, найти ее.

– Тебе надо, ты и снаряжай, а меня оставь в покое!

Накатила вдруг злость, и сразу как-то полегчало, отлегло от сердца. Может, и не сбежала Наташка. А если и сбежала, то образумится и домой вернется. Она же еще дите неразумное, она без мамки раньше и шагу ступить не умела. Все они, ее дети, были беспомощными, точно щенки. Куда им без нее?! Где-то на первом этаже хлопнула входная дверь, и они с Викешей наперегонки бросились вниз.

Они держались за руки, и на руках этих были кольца. Обручальные кольца! Дешевые, на дорогие-то у ублюдка небось денег не нашлось. Денег не хватило, зато ума хватило понять, что один-единственный у него теперь шанс остаться на плаву – стать ее, Матрены Павловны, зятем. И стал! Добился своего, вон как смотрит победно! Глазищами своими наглыми зыркает. Тепереча станет величать ее уже не тетушкой, а матушкой… От мыслей этих Матрену Павловну аж передернуло, померкла вся радость от того, что дочка нашлась живой и невредимой.

– Маменька, – сказала Наташка и носом шмыгнула совсем по-детски, – ты только не злись, не кричи на нас с Сереженькой! Мы любим друг друга и жизни друг без друга не мыслим! – Она бросила полный торжества взгляд на опешившего Викешу и добавила многозначительно: – Я теперь ему отдана, и душой, и телом. Вот!

И душой, и телом! Дура несмышленая! Да когда та любовь случиться-то успела? Ясное дело, что Сереженьке нужно! Не душа Наташкина и даже не тело, а наследство!

– Опротестовать! Отменить венчание! Кто вообще посмел без вашего благословения? – Густой Викешин бас сорвался на визг. – Матрена Павловна, сделайте же что-нибудь! Примите меры! Вы же знаете, я на все пойду, чтобы добиться своего. – Визг упал до шепота. – Вспомните наш разговор, если вдруг забыли. Я ведь не шутил тогда. И сейчас не шучу. Я все расскажу, все узнают о вашем…

– Замолчи! – закричала Матрена Павловна так, что Наташка испуганно вздрогнула, прижалась к своему Сереженьке. – Вон пошли все! Видеть вас не хочу! Ишь, один пугать меня удумал, вторая замуж за кобеля безродного выскочила! Потаскуха! Рассказать хочешь, Викеша, дружочек мой ненаглядный?! А и расскажи, удерживать тебя не стану!

С тихим скрипом, больше похожим на стон, распахнулась входная дверь, впуская в дом Всеволода. Слава богу, хоть с этим все в порядке! Но одного лишь взгляда хватило, чтобы понять – не в порядке, ох не в порядке! С сыночком ее любимым приключилось что-то страшное. А иначе с чего бы ему улыбаться этакой безумной улыбкой, с чего бы размазывать по грязному лицу слюни и сопли?..

– Севочка… – К сыночку своему Матрена Павловна подходила осторожно, словно к дикому животному, не решалась даже дотронуться, всматривалась в пустые, бессмысленные глаза и не видела в них ничего, кроме своего испуганного отражения. – Да что же с тобой, Севочка?..

Анна бежала так быстро, как только могла, как позволяла царящая в подземелье темнота. Она не видела ни зги, не привыкали глаза. Приходилось двигаться на ощупь, вытянув перед собой руки, то и дело натыкаясь на влажные стены, в кровь обрывая ногти. Где-то далеко слышались звуки борьбы, и Анна чувствовала себя предательницей. Нельзя так! Не по-человечески это!

Она замерла, развернулась решительно. Надо вернуться, помочь господину Бергу хоть чем-нибудь. Вот только куда вернуться? Тьма кругом, и не слышно больше ничего, кроме журчания воды. Заблудилась, потерялась в этом бесконечном подземелье…

Нахлынула паника, расцветила темноту кровавыми сполохами, зазвенела в ушах набатным звоном. Анна зажмурилась, замотала головой, отгоняя и сполохи, и ужас. Нельзя поддаваться, нужно успокоиться, собраться с силами и мыслями. Если есть вход, должен быть и выход. Где-нибудь…

Она почти успокоилась, когда гулкое эхо принесло звуки шагов. Кто-то шел по подземелью. Миша?..

Анна прижалась спиной к стене, покрепче перехватила рукоять ножа. Она не дастся, не позволит превратить себя в беспомощную куклу. Если потребуется, будет биться…

Подземный коридор осветился тусклым светом, к Анне потянулась длинная, уродливая тень. Спина взмокла, костяная рукоять заскользила в ладони. Еще чуть-чуть… Если напасть сейчас, из засады, возможно, получится победить, выстоять в этом неравном бою.

А звук шагов тем временем не становился громче, но и не удалялся. Казалось, тот, кто крался по подземелью, не хотел привлекать к себе внимание, таился. Анна тоже затаилась, прислушиваясь. Она не станет жертвой, она нападет сама!

И напала. Бросилась из темноты на врага, доверяя больше слуху, чем зрению, уповая только на внезапность и собственное везение. Не вышло. Тот, кто шел по коридору, оказался проворнее и сильнее, перехватил руку с ножом, сдавил сильно, до боли, прижал Анну к стене, не давая возможности не то что закричать, а и вдохнуть полной грудью.

– Тихо, – послышался над ухом громкий шепот. – Тихо, Анюта, все хорошо.

От голоса этого захотелось расплакаться, а вырываться из железных объятий, наоборот, расхотелось.

– Клим…

– Наконец-то по имени, – сказал он насмешливо и одновременно ласково и так же ласково забрал у Анны нож. – Пусть побудет пока у меня.

Их снова окружала темнота. Жалкий огарок свечи, который нес Туманов, упал и погас.