Владимир Бочкин - Прорыв (СИ)

Не успел я договорить, как Лиакея от всей души влепила мне пощёчину.

— Это тебе за хамство, Горгон. К тому же в тот раз я не успела дать сдачи, так что возвращаю должок.

Я же говорю — стерва. Но я заставил себя улыбнуться. Пусть уж лучше на мне пар выпустит. А вслух философски заметил:

— Бьёт, значит любит.

— Как же, размечтался, — фыркнула Лиакея.

Из коридора донёсся жуткий вопль, а за ним хор имени ужаса и отчаяния. Мертвецы добрались до двух оставшихся классов. А может это чёрная ткань зачищает территорию.

Лиа побледнела ещё больше, хотя казалось, что дальше белеть уже просто некуда. Она прислонилась к стене, облокотилась, как о лучшую подругу. Агдам стоял с совершенно больным видом и беспомощно сжимал и разжимал свои громадные кулаки. Лишь Старина Аб продолжал улыбаться неизменной белозубой улыбкой, но сейчас она скорее выражала растерянность и нервное напряжение, чем обычные для Аба нахальство и иронию. Никогда бы не подумал, что он такой чувствительный.

— Аб!

— Что? — он обернулся ко мне.

— Ответь мне пожалуйста, почему именно Аб? Я никак не могу понять, от какого имени идёт подобное сокращение.

Я принял задумчивый вид.

— Судя по твоей внешности это что-то восточное, например Абрам. Нет? Ну тогда Абдулла или Абдурахман, Абдуллатип…

Старина Аб с улыбкой покачивал головой, пока я называл всё новые и новые имена.

Я поднял руки.

— Тогда сдаюсь. Так как тебя всё-таки зовут?

— Абакан, — смущённо признался Старина Аб.

— Как? — поразился я. — Аб сокращённое от Абакан?

— Вот именно.

— Знаешь, — дипломатично сказал я, — в сокращённом варианте твоё имя звучит лучше.

Я закурил, чувствуя как по ноге стекают струйки крови. От всей этой беготни, рана открылась. Грустно для моего самолюбия, но та тварь меня здорово покалечила. Человек бы так не смог. Дым больно царапал покалеченное горло.

— У меня к тебе тоже есть вопрос, Горгон.

Старина Аб прекратил улыбаться и нервно поглядел на дверь. Затем перевёл на меня хмурый взгляд, исподлобья.

— Когда ты понял, что это прорыв?

— Когда искали пропавшего дежурного.

— А не раньше?

— Нет, не раньше.

— Ладно, замнём, — Аб ухмыльнулся. — Почему же ты ничего никому не сказал?

Теперь пришла моя очередь зловредно ухмыляться, и вышло у меня гораздо лучше. Я долго тренировался.

Я выпустил струйку дыма.

— А ты угадай с трёх раз.

— Ублюдок, — прошипел Аб. — Если бы ты рассказал о прорыве, то все эти люди, сейчас были бы живы.

Его руки сжались в кулаки.

Я швырнул окурок в раковину и пожал плечами.

— Значит им не повезло.

Аб кинулся на меня молча и стремительно. Я резко выбросил руку от плеча прямо ему в челюсть. Старина Аб рухнул как подкошенный. Встречный удар — неприятная штука. По себе знаю.

Я потёр разбитый кулак.

— Ещё у кого-нибудь вопросы есть?

Все молчали. Конечно, Старине Абу было что сказать, но пока он не мог даже подняться.

— У меня есть, — сказала Лиакея.

Она помолчала. Я ожидал чего угодно, но вопрос меня удивил.

— Что у тебя с голосом, Горгон? Ты хрипишь, как бешеный енот.

— У нас не водятся еноты, только енотовидные собаки, двоечница.

— И почему у Агдама вся куртка в крови, — продолжала Лиакея, не обращая внимания на мой сарказм.

Я молча смотрел, как поднимается Старина Аб, ещё медленно, с трудом, но проявляя недюжинную волю к победе. Вообще-то я мог собой гордиться. Классический нокаут.

Лиакея ждала ответа, а мне совсем не хотелось разговаривать. Я сунул руки в карманы и прислонился к подоконнику.

Ответил Агдам, когда закончил рассматривать пятна крови на своей куртке. Словно первый раз увидел.

— Мы столкнулись с одной из этих тварей. Горгон раскусил его и попытался вырубить, но не смог и тот укусил Горгона за лодыжку, а потом чуть не задушил. — Агдам вздохнул, а я поморщился. — Мне удалось вырубить эту тварь, — он пожал плечами. — Вот и всё.

Старина Аб поднялся по стеночке и теперь стоял достаточно твёрдо.

— Ещё хочешь? — спросил я у него.

Он мотнул головой.

Я кивнул. Значит вопрос исчерпан.

Лиакея подошла ко мне и бесцеремонно расстегнула воротник куртки, приподняла мой подбородок и поморщилась при виде покалеченного горла. Затем аккуратно застегнула воротник обратно и вздохнула.

— Горгон, ты невыносим.

— А я то тут при чём? — искренне удивился я.

— Ногу покажи.

— Свою вначале покажи.

Лиакея снова не обратила внимание на мои слова. У неё это начало входить в привычку.

Она присела рядом со мной, задрала разорванную штанину и тихо охнула.

— У тебя вся нога в крови. Ты уверен, что тебя укусил человек, а не волк?

— Я уверен только в одном, — сказал я, — это был уже не человек.

Лиакея поднялась.

— Надо перевязать. Ты потерял много крови.

Она попыталась разорвать свою юбку, но ткань оказалась слишком прочной. Лиакея беспомощно огляделась.

— Агдам, помоги.

Мой сильный и молчаливый друг взглянул на меня, словно ища поддержки. В полном смущении он подошёл к Лиакее и взялся за край юбки. Поколебавшись, он сильно рванул неподатливую ткань. Протестующая материя поддалась, но совсем не так, как хотелось бы девушке. Здоровяк, как всегда, не соразмерил силы и разорвал юбку до самого пояса, обнажив прелестные стройные ноги, обтянутые чёрными чулками. На мой взгляд, ей очень шёл боковой разрез.

Я благосклонно улыбнулся Агдаму. Он словно читал мои мысли.

Агдам хотел что-то сказать, но только покраснел и вконец убитый отошёл от Лиакеи, благоразумно опасаясь справедливого возмездия.

Но Лиа меня разочаровала. Вопреки ожиданиям, она не стала биться в истерике и даже не защекотала Агдама до смерти своей расчёской. Она всего лишь раздражённо нахмурилась и уже сама принялась отдирать от юбки ленту для перевязки.

— Тебе помочь? — на всякий случай предложил я, как поступил бы на моём месте всякий галантный джентльмен.

— Стой смирно, Горгон, — процедила Лиакея, — или я затяну эту ленту на твоей шее.

Я умолк. Моя шея уже получила своё на сегодня, и я не хотел травмировать её новыми испытаниями.

Лиакея присела и вид её левой ноги, показавшийся в импровизированном разрезе, успокаивал меня во время перевязки. Добровольная медсестра ловко и нежно обматывала мою лодыжку, и я считал себя счастливейшим из смертных, когда вдруг она спокойно сказала:

— А теперь, Горгон, скажи всё-таки, когда ты понял, что это прорыв. И не бей меня пожалуйста, синяки не идут к цвету моего лица.