Антон Фарб - Глиф

Без аккомпанемента, в полной тишине, чистым, почти детским голосом, попадая во все ноты, Анжела пела восхитительную чепуху банальнейшего содержания — а у Марины катились слезы. И не только у нее… Рыдали все. Когда Анжела закончила петь, а зрители — плакать, Марина схватила Чекмарева за локоть и потребовала немедленно их познакомить. С тех пор Чекмарев успел кануть в лету, а дружба между Мариной и Анжелой превратилась в практически родственные отношения. Марине было двадцать шесть, Анжеле — на двадцать лет больше. Не то чтобы она заменила Марине мать (с которой отношения всегда были… непростые), а скорее — старшую сестру. Именно Анжела помогала ей прийти в себя после разрыва отношений с очередным кавалером, разобраться, почему Марине всегда достаются одни неудачники, подобрать новый стиль в одежде или расставить мебель в квартире согласно всем правилам фэншуй. За последнее мама Марины Анжелу терпеть не могла, и запрещала дочери приглашать ее в гости.

Но это было только к лучшему: теперь Марина могла чаще вырываться из дома под предлогом визита к лучшей подруге. Обитала Анжела на Мануильского, в маленьком частном доме, почти ушедшем под землю (подоконники немногим выше тротуара) от старости и постоянных вибраций трамвайных путей. Снаружи домик с запущенным двором (чахлая яблоня, покосившийся забор, самодельная будка со старым, подслеповатым, вечно дрыхнущим барбосом) выглядел совсем убого, зато изнутри напоминал музыкальную шкатулку. Натуральные шелковые шпалеры, персидский ковер, старинная мебель, куча антикварных цацек вроде медного самовара и ступки с пестиком (конец восемнадцатого века, по словам Анжелы, бабушкино наследство), пышная, как торт, кровать с пуховой периной и стальными шарами на спинке, старинная же станина от швейной машинки с ножной педалью — правда, вместо самой машинки на ней стоял вполне современный ноутбук.

Как это называла сама Анжела, «триумф мещанства». Замужем она никогда не была, постоянной работы не имела, и на какие средства содержала уютное гнездышко, Марина толком не знала. То есть, она слышала от Анжелы разные официальные версии — про гадание на картах Таро для доверчивых дур, сеансы спиритизма для скучающих эзотериков, продажу дисков с песнями в собственном исполнении, и консультации «по очистке кармы» — но все это вместе взятое не объясняло ни новенького «Хюндая» Анжелы, ни странных типов с липкими глазами, с которыми иногда сталкивалась Марина в дверях.

В этот раз, слава богу, у Анжелы никого не было. Хозяйка дома встретила Марину в нежно-розовом халате с пушистыми отворотами и, почему-то, в ярко-красных туфельках на высоком каблуке. Расцеловала в обе щеки, приняла курточку и шарф, усадила за стол, включила электрочайник, попутно закрыв ноутбук, поставила перед Мариной вазочку с перекрученной смородиной и сказала, проницательно прищурившись:

— Ну-с, милочка моя, и что у нас сегодня случилось?

Марина достала из сумочки свой старенький «Олимпус» — самую обыкновенную, но очень хорошую «мыльницу», которой, конечно, далеко было до зеркалки Ники, но ведь и Марина — не профессионалка, так ведь? — и вместо ответа продемонстрировала Анжеле багровую печать поверх полотна Чаплыгина.

— Так-так-так, — Анжела прищелкнула языком. — Одну минуточку…

Пока заваривался чай (как всегда, какой-то жутко экзотический, с кусочками фруктов, названия которых Марина и не слышала даже), Анжела подсоединила «Олимпус» к ноутбуку, слила фотографию и вывела ее на экран.

— Так, — повторила она. — Ну да, конечно. Блаватская.

Книжных шкафов у Анжелы не было по причине банальной нехватки свободного места, и книги по магии — всех форм и размеров, от старинных, в тисненой коже фолиантов, до современных глянцевых покетбуков — валялись повсюду. Анжела вытащила из-под кровати потрепанный том с торчащими закладками, быстро пролистала его и ткнула пальцем в абсолютно такой же символ, только не багровый, а черный.

— Черное Солнце, — сказала Анжела и строго спросила: — Где ты это сфотографировала?

— В библиотеке, — ответила Марина и коротко изложила события сегодняшнего дня.

— Идиоты, — фыркнула Анжела, выслушав ее. — Очередные вандалы-сатанисты. Когда же они наиграются…

— А что это значит? Ну, Черное Солнце?

— Пуп земли и центр Вселенной, — пренебрежительно пояснила Анжела, захлопывая книгу. — Все и ничего. Деточка, это просто символ. А любой символ значит ровно то, что ты думаешь, что он значит. Может быть, это нацики побаловались — это ведь еще и двенадцатилучевая свастика…

— Но зачем? — удивилась Марина.

— Что — зачем? Затем! Мариночка, миленькая, игра в оккультизм — это как секс, важен не результат, а сам процесс, — назидательно объяснила Анжела. — Это как те балбесы, что приходят ко мне заниматься столоверчением. Им же не духов надо вызвать, а себя медиумами почувствовать. А этим, с краской, важно что-нибудь намалевать на картине. Желательно, конечно, что-нибудь такое эдакое. Чтобы все ахнули. А Блаватская — вполне доступный ширпотреб. Вот увидишь, завтра во всех газетах…

Марина съела ложку варенья и отхлебнула чай. Анжела, хоть и подрабатывала гадалкой, клиентов своих откровенно презирала. А сама была ой как непроста…

— Так что же, никакого тайного смысла в этом нет? — на всякий случай уточнила Марина.

— Есть. И тайный, и явный, и двойной, и обманный. Смыслов — их сколько надо, столько и есть. У тех, кто малевал — один смысл, у тех, кто их искать будет — второй смысл, у тебя — третий… Ты ведь не только из-за этого пришла, верно? Давай, рассказывай, что твой козлик выкинул на этот раз…

9

Поначалу Ника и не собиралась принимать приглашение Белкина, но два дня практически полного безделья ее доконали. Она успела подружиться с Пиратом и даже объяснить ему, кто в стае главный — псина послушно исполняла все команды, правда, только пока в руках Ники было что-нибудь вкусненькое. Съездила на кладбище, положила четыре гвоздички на черную гранитную плиту на могиле родителей. Папу Ника не помнила совсем, а при мысли о маме в душе возникало только большое, светлое, теплое и, увы, совершенно размытое чувство. И папа, и мама погибли, исполняя свой интернациональный долг (читай — обучая туземцев русскому языку) в Демократической Республике Афганистан, когда Нике было пять лет от роду, и с тех пор ее воспитывал дед… Еще Ника разобралась с кофеваркой, научившись делать себе вполне приличный капуччино, перезнакомилась с детьми в сквере, переругалась со старушками там же (им, видите ли, не давал покоя Пират без намордника), разведала ближайшие магазины и отменила все дела на следующую неделю. От деда вестей не поступало, а Белкин все звонил и слал е-мейлы, доходя до откровенной назойливости. На третий день, в пятницу, Нике стало настолько скучно, что она согласилась прийти в гости.