Елена Арсеньева - Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)

— Кто ты? — спросил чей-то голос. Казалось, он исходит из ветвей, корней, листьев притихшей тайги.

Володя от неожиданности вскинулся, но тут же сжался в страхе. Будто мягкая прохладная лапа провела по его разгоряченной спине. Холодом обвеяло шею. Казалось, всю тайгу наполняет вкрадчивый, протяжный шепот.

Вдруг так и понесло, понесло студеным ветром сквозь листья и траву, причем Володе почему-то показалось, что кто-то стоит сзади и дует ему в спину!

Резко обернулся — и зажмурился: так ударило студеным вихрем по глазам! Показалось, или за деревьями мелькнула человеческая фигура? Кто-то худой, маленький, в черной одежде…

Показалось? Нет?

Ветер стих так же внезапно, как начался.

Стало тихо, только откуда-то издалека доносился шелест травы, треск подлеска. Какой-то зверь проламывался? Или кто-то убегал?..

— Кто ты? — снова зазвучал медленный голос.

Володя не смог бы ничего сказать, даже если бы попытался. И тут он услышал неподалеку жалобный плач. Словно крошечный щенок или котенок звал мать. Этот звук надрывал сердце!

Володя приподнялся, прислушался. Но прямо перед его лицом расступились папоротники, и возник смутный женский силуэт.

Это ее видел Володя за деревьями, когда дул студеный ветер? Нет, она появилась с другой стороны… Или их здесь много, этих людей? Может быть, кто-то видел вертолет? Знает, как к нему выйти? Надо спросить.

Но он не успел.

— Спасайся! — проговорила женщина, и Володя узнал тот же медленный голос, что звучал прежде. — Спасайся! Это чогграм! Беги за мной!

— Почему? — спросил Володя, которому было стыдно своего страха, стыдно, что этот страх видит какая-то неизвестная женщина. Хотя, наверное, будет страшно, если ты вдруг оказался в таежной глуши и там творится невесть что!

Незнакомая женщина наклонилась к нему, и Володя увидел, что она очень старая, даже старше, чем его бабушка. И она тихо забормотала, словно произносила заклинание, мрачно глядя в его глаза своими узкими, длинными глазами:

— Если в таежной глуши раздастся свирепый рев тигра, вой голодного волка или тяжелая поступь медведя, пусть готовит охотник оружие, укрепляет дух свой и вострит глаз, потому что его жизнь и слава охотничья сейчас в его руках, во власти его смелого сердца.

Если в таежной глухомани послышится жалобный плач, словно слепой щенок скулит, потеряв свою мать, пусть забудет охотник о том, что привлекло его в тайгу, пусть доверится крепости своих ног и силе своего дыхания, отдавшись долгому и стремительному бегу, который сейчас один только может спасти ему жизнь, потому что не щенячий плач это слышится, а голос чогграма.

— Я не видел никакого чогграма, — прошептал Володя, которому стало еще страшней оттого, что старуха не говорит, а как бы поет.

— Твое счастье, — выдохнула она. — Видевший чогграма погибал всегда.

— Погибал? — тупо повторил Володя. — Но почему?

Она хотела что-то сказать, но замерла. Снова раздался тот же звук — щемящий и жуткий одновременно, и Володя почувствовал, как оцепеняющий холод сковывает все его существо.

Он с силой мотнул головой, пытаясь прогнать наваждение. Но оно не исчезло.

В эту минуту старуха дернула его за руку и приказала:

— Бежим!

Володя задергал ногами, вырываясь из травяных пут, и послушно бросился вперед.

Шалаш неизвестной старухи

— Ты пришел с восточного склона? — спросила неизвестная старуха.

Володя пожал плечами. Он и впрямь не знал, восточным или западным был тот склон, на котором он странным образом оказался, а может быть, северным или южным… Но старуха, кажется, решила, что он согласился с ее словами:

— О! Это заколдованное место! Я забрела туда в поисках травы ас для жертвоприношения и увидела в вышине железную птицу. Она, не взмахивая крыльями, летела. Наверное, ранена была, потому что стонала громко все время.

Самолет, догадался Володя. Или вертолет? Может быть, тот самый, на котором летел он! Неужели его не ищут? Неужели все погибли? Может быть, в живых остался только он? Но он ничего не помнит… Провалы в памяти от шока — в книжках пишут, такое иногда бывает. Но что с дедом? Володя чуть не застонал от ужаса.

— Мне надо найти вертолет, — попытался объяснить он. — Вертолет! Мы летели в Прибрежное. С юга — на северное побережье. Там нас ждет бабушка… Вы бывали в Прибрежном? Это ведь довольно большой поселок: там школа есть, больница… там магазины! Вы были в магазинах в Прибрежном? Или, может, в больнице? К зубному врачу обращались?

Судя по выражению старухиного лица, она вообще не понимала, о чем речь. Ну и, конечно, спрашивать, есть ли у нее мобильник, было совершенно бессмысленно.

Это, наверное, какая-нибудь местная отшельница! Поэтому живет вдали от цивилизации и даже знать о ней не желает!

Темно-коричневое морщинистое лицо старухи было неподвижно. Только в щелочках век проблеснули вдруг глаза — в них отразилось пламя маленького костра, горевшего посреди шалаша, куда она привела Володю. Потом старуха снова заговорила, будто запела:

— Это случилось так давно, когда лебеди еще не умели летать. Тогда родился наш остров. Раньше западный берег был восточным, а восточный — западным. Но однажды Хозяин Моря разгневался за что-то на людей. За что? Кто теперь помнит! Он перевернул остров. Его спина стала животом и погрузилась в море, живот стал спиной — на нем тайга выросла.

«Что-то в этом роде я читал, — вспомнил Володя. — «Конек-горбунок»! Чудо-юдо рыба-кит, а на спине — деревня! Похоже! Но зачем она рассказывает мне сказки?»

— Не говори того, чего нет на самом деле, — сказала между тем хозяйка шалаша. Пламя костра снова замерцало в ее глазах. — Старую Унгхыр не обмануть туманными словами! Я знаю, что не осталось живых людей ни на юге, ни на севере. Ты, наверное, явился из Млыво — селения мертвых… О нет, не бойся! — сказала старуха мягче. — Никакого бога нет при мне! — И она протянула к Володе раскрытые сморщенные ладони, словно показывала: зла не держу, оружия нет. — Никаким колдовством я не сделаю вреда тебе. А может быть, ты спустился со звезд? Но почему тогда ты испугался чогграма?

— Ничего я не испугался! — запальчиво возразил Володя.

Он уже порядком устал бояться и устал от этой странной старухи. Ее речь была понятна ему — и в то же время перемежалась словами, о смысле которых он догадывался с трудом, как будто знал их когда-то, очень давно, а теперь забыл и смутно припоминал забытое. Кажется, она говорит на языке нивхов! Отец Володи был нивх, и дедушка с бабушкой — отцовы отец и мать, которые умерли очень давно, когда Володя только родился, — они тоже были нивхи. А мама Володи русская, и родители ее русские. Глаза у него зеленые, волосы каштановые, как у мамы, но черты лица — высокие скулы, узкие глаза, смуглая кожа — точь-в-точь как у отца. Однако языка нивхов Володя не знал, а тут слушал старуху, говорящую по-нивхски, и все понимал. Мало того — сам отвечал ей. Чудеса…