Джонатан Кэрролл - Стеклянный суп

— Иду.

— Куда идешь?

— Не твое собачье дело, — нахально ответил он.

— Ах, вот как? Интересно.

Но что еще сказать в ответ, Лени не знала, а потому просто пошла дальше, только ускорив шаг.

Броксимон плелся в нескольких шагах позади. Он то и дело перебивал их разговор вопросами: а что это? а вон то? — как будто он был туристом, а они гидами. Скоро это стало их раздражать. К тому же, когда Броксимон переставал задавать вопросы, то начинал насвистывать дурацкую песенку «Тормашек», которая им так не нравилась.

— Броксимон, пожалуйста, перестань. Не хочешь уходить, так хотя бы заткнись. Не задавай больше вопросов и перестань свистеть.

— Почему?

Изабелла показала ему кулак, чтобы заткнулся, а не то худо будет.

— Лени, а почему он еще здесь, если то, что ты говорила, — правда?

— Не знаю — у него спроси.

Изабелла спросила.

И, к удивлению их обеих, получила ответ.

— Потому что ты меня сюда привела. И только ты можешь отправить меня обратно.

— Как?

— Не знаю — не я же меня сделал. Себя спроси.

Изабелла спросила, но оказалось, что она не имела об этом понятия. И Лени тоже.

БРОГСМА

Они стояли втроем у витрины пустого магазина и заглядывали внутрь. Поддельный Броксимон — позади женщин и чуть поодаль. Всю дорогу сюда он то и дело задавал вопросы не по делу, болтал и насвистывал песню «Тормашек». Им хотелось его придушить. Он был как тот противный маленький братик, который был у вас в детстве и, кажется, имел лишь одну цель в жизни — бесить вас каждым своим поступком.

— Почему мы заглядываем в пустой магазин?

Женщины демонстративно промолчали, хотя, по правде говоря, Лени тоже хотелось бы знать ответ на этот вопрос.

Изабелла продолжала молча смотреть. Они пришли сюда по ее желанию. Они направлялись к ее квартире, когда она без всяких объяснений свернула на боковую улицу и направилась сюда. Следующие десять минут она вела их молча.

Пустая витрина показалась Лени смутно знакомой. Но она прожила в Вене всю жизнь, поэтому многое здесь казалось ей знакомым, в какую бы часть города ее ни занесло.

— Почему мы смотрим в пустую витрину?

— Мы и в первый раз тебя слышали.

Голос Броксимона взлетел на пол-октавы вверх:

— Да, но в первый раз вы мне не ответили, поэтому я опять спрашиваю.

Не обращая внимания на обоих, Изабелла пристально вглядывалась в пустую витрину, как будто за ней и впрямь было что-то, видимое лишь ей.

— Изабелла, зачем мы сюда пришли?

— Здесь был магазин Петраса Урбсиса, ты разве не помнишь?

— Да, верно!

Лени вспомнила, как Саймон Хейден ругал ее за то, что она позабыла тот раз, когда он привел их с Изабеллой сюда и познакомил с Урбсисом.

— Я хочу зайти внутрь. Как думаешь, я смогу?

— Конечно, только зачем?

— Просто хочется, и все. А как это сделать, Лени?

— Открыть дверь и войти, — посоветовал Броксимон.

Изабелла глянула на Лени, которая согласно кивнула.

Она толкнула дверь. Та не шелохнулась. Она сразу подумала, что не сможет войти, что ей не дадут это сделать. Но в следующую секунду дверь поддалась под ее ладонью и легко открылась. Изабелла вошла.

Лени осталась снаружи с Броксимоном, полагая, что подруга надолго там не задержится. Вдобавок никакого желания заходить туда у нее не было. Единственное, что она вспомнила об Урбсисе, это что он много болтал и от него пахло. А теперь еще идти в его вонючий магазин? Нет уж, спасибо. Броксимон тоже не пошел. Он стоял рядом с ней и свистел. Лени была уверена, что делает он это исключительно ей назло.

— Петрас? Ты здесь?

Пустой магазин молчал. Неужели Изабелла всерьез верила, что он окажется здесь? Да, какая-то оптимистическая часть ее натуры рассчитывала именно на это. Она повторила свои слова, на этот раз без вопросительной интонации.

В магазине пахло плесенью, затхлостью, пылью и деревом. Пустотой и запустением. А ведь когда-то здесь было так необычно и оживленно. Неодолимый человек доживал здесь свои дни. Старый Петрас знал, что его жизнь подходит к концу. Вот он и хотел, пока еще не поздно, поделиться историями своей жизни с людьми, которые их оценят и будут беречь хранящие их вещи. Изабелла бесцельно бродила по большой, темной, пустой комнате в поисках хоть какого-нибудь следа Петраса Урбсиса.

На полу в углу комнаты стоял старый отключенный телефон. Грязно-серый, с вращающимся диском, каких Изабелла не видела уже давно. Присев рядом с ним на корточки, она продела палец в одно из отверстий на диске и медленно набрала свой домашний номер. Трубку она оставила на месте. Несколько прекрасных секунд она представляла себе черный телефонный аппарат, звонящий в ее квартире. Она видела, как он стоит в гостиной, на столике красного дерева рядом с диваном. Потом она представила, как Винсент входит в комнату и идет к телефону, чтобы снять трубку.

Набрав седьмую и последнюю цифру знакомой последовательности, она оставила палец в дырочке и смотрела, как он вместе с диском едет по окружности к исходной точке.

Когда снаружи кто-то забарабанил в стекло, она даже вздрогнула от испуга, настолько была поглощена этой сценой с Винсентом у них дома. Она и сама как будто была там, — казалось, протяни руку, и коснешься звонящего телефона.

Костяшками двух пальцев Лени снова постучала в стекло, на этот раз громче. Когда ей наконец удалось привлечь внимание подруга, она пожала плечами, словно спрашивая: «Ну что, скоро ты там?»

Коротышку Броксимона Изабелла со своего места разглядеть не могла, но предположила, что и он где-то поблизости. Ее Броксимон, — не настоящий, а тот самозванец, которого она нечаянно вызвала из своих воспоминаний, когда попала в беду.

Возможно, все дело было в том, что она стала думать о фальшивом Броксимоне. Или в том, что она вспомнила множество Саймонов Хейденов, собранных в одном месте, чтобы ввести в заблуждение Хаос, когда тот появится. А может быть, просто в том, что она увидела вращающийся диск телефона с цифрами и буквами, которые можно было по-разному соединять между собой.

Как бы там ни было, все произошло мгновенно: как облако, на миг скрывая яркое утреннее солнце, полностью изменяет мир в одно драматическое мгновение, так же внезапно ее неуверенность и сомнения уступили место кристальной ясности. Без колебаний она закрыла глаза и стала думать о Петрасе Урбсисе. Она постаралась как можно более тщательно воссоздать образ человека, которого хорошо знала и безмерно уважала. И особенно думала о присущей ему жизнерадостности в сочетании с энциклопедическими познаниями и безграничной любознательностью…