Кирилл Манаков - Хроники последнего лета

— Как знаешь.

Виктор Сергеевич прикончил виски и выбросил бутылку в окно.

— У метро тормозни. Только поближе.

Он вытащил из другого кармана пачку пятитысячных, помахал и положил в бардачок.

Таксист широко улыбнулся.

— А за это спасибо. Очень нужно. За такие деньги я прямо на перрон заеду.

— Нет, — сказал Загорский, — просто к метро.

— Тогда вот, возьми проездной. Я так понимаю, ты спешишь?

— Спасибо… Сам не знаю. Наверное, спешу.

Такси резко вильнуло с четвертой полосы и, подрезав поток, с визгом тормозов остановилось у обочины. Загорский кивнул водителю, распахнул дверцу и быстро направился к входу в метро. Мерседес и черный внедорожник повторили маневр, из машин высыпались ребята из охраны и бросились за безрассудным начальником.

Но попробуйте устроить догонялки по метро в самый час пик! Загорский моментально затерялся среди людей, а пробиться к нему через плотно спрессованную толпу у габаритных телохранителей не было никакой возможности. Наконец, Виктор Сергеевич вскочил в вагон, и двери издевательски закрылись прямо перед подбежавшими фэсэошниками.

Загорский сначала прокатился до конечной станции — Щелковской, потом вернулся на Киевскую, где он, собственно, и начал подземное путешествие, пересел на кольцевую линию и часа два катался по кругу, пока диктор не объявил, что «поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны».

Отравленный алкоголем мозг воспринимал действительность в странном искаженном виде. Воздух вдруг начинал дрожать, как это случается жарким днем над раскаленным асфальтом, и вагон на какой-то миг превращался в длинную галерею, а лампы — в развешенные по стенам факелы. Пассажиры становились похожими на странных существ — людей с вытянутыми птичьими лицами. Вот страдающий одышкой толстяк сидит, заняв сразу два места и обмахивается газетой… Какой же это толстяк! Вылитый индюк с красной бородой! Рядом с ним вовсе не девушка, а типичная цапля на тонких ножках. А вот — нахохленный тукан с огромным полосатым клювом! Как смешно! Даже странно, что никто раньше не догадывался о такой схожести людей и птиц! Наваждение длилось недолго, но и после некоторое время на месте лиц у прохожих возникали птичьи клювы.

С потоком людей Виктор Сергеевич вышел на улицу. Он чувствовал необычайную легкость и внутреннюю свободу. Когда последний раз он просто так ходил по городу? Десять, пятнадцать лет назад?

Ослепительное солнце медленно опускалось к горизонту. Загорский остановился. Ему в спину сразу же уткнулась женщина интеллигентного вида, в очках и с маленькой сумочкой через плечо. Виктор Сергеевич оглянулся и извинился, но женщина злобно сказала что-то неразборчивое, взмахнула рукой, словно собиралась ударить, передумала, зашипела как кошка и убежала, цокая каблучками.

Загорский какое-то время постоял, покачиваясь взад-вперед на каблуках, потом хмыкнул, глубокомысленно поднял указательный палец, удрученно покачал головой и пошел на встречу с вечерней Москвой.

XXIII

О, чудо — горячая вода появилась раньше установленного графиком отключений срока!

Наташа забралась в ванну и с остервенением терла себя мочалкой, пока все тело не стало пунцовым. Потом долго лежала в горячей воде и смотрела в потолок. Когда от влажной жары стало трудно дышать, и пульс гулко застучал в висках, она встала, не вытираясь, накинула халат и прошлепала на кухню.

Кофе-машина сообщила надписью на зеленом экранчике, что молокопровод не работает, и поэтому капучино не будет. Пришлось довольствоваться эспрессо.

Наташа села в кресло и тут обнаружила, что руки дрожат, и удерживать чашку с кофе не получается. Она поставила ее на столик, откинулась на спинку, закрыла глаза и сцепила пальцы, стараясь унять дрожь.

Звонок прозвучал резко и настойчиво. Наташа вскочила, поправила халат и бросилась к двери. На секунду остановилась, набрала в грудь побольше воздуха, с силой выдохнула и решительно открыла.

Это был не Рудаков. На пороге стоял советник Иван Степанович Добрый-Пролёткин.

— Вы разрешите?

Наташа не ответила, но советник проскользнул мимо нее в прихожую, бесцеремонно скинул рыжие сандалии и прошел прямо в комнату.

— И вам здравствуйте, — сердито сказала Наташа.

— Не обижайтесь, Наталья Владимировна, — смиренно ответил Добрый-Пролёткин, прижав руки к груди, — мне обязательно надо с вами поговорить. Это очень важно!

— Что-то с Рудаковым?

— Нет, нет, с ним как раз все в порядке…Я хотел бы поговорить о вас.

— Обо мне?

— Да, такой парадокс: с вами и о вас, — Иван Степанович захихикал, но тут же снова стал серьезным, — давайте присядем. Прошу вас!

С этими словами он по-хозяйски опустился в кресло.

Наташа помедлила, но потом с независимым видом села на диван напротив.

— Скажите, пожалуйста, Наталья Владимировна… вы помните, о чем мечтали в детстве? Или нет, это слишком общий вопрос… О чем вы мечтали в тринадцать лет? Помните разговор с вашей лучшей подружкой Сонечкой?

— Сонечкой?

Наташа была ошарашена.

— Именно! Вы сидели в кафе-мороженом, пили ванильные коктейли и разговаривали? Помните волшебный запах ванили и холодную сладость, растекающуюся по нёбу? Помните?

На последних словах советник так повысил голос, что почти перешел на крик.

— Да-да, я помню, — поспешила сказать Наташа.

Добрый-Пролёткин сразу же успокоился, расплылся в приятной улыбке, откинулся, как и Наташа, на спинку и сказал уже другим, спокойным и ласковым голосом.

— Ну и славно. О чем вы разговаривали?

— О счастье… кажется, о счастье.

— Вы молодец, Наташенька! И что вы говорили?

— Я говорила…говорила, что хочу детей. Троих или четверых. Хочу сильного и благородного мужа, дом… большой дом. Чтобы мне всегда было спокойно, красиво, чисто…

— Правильно, вы говорили о настоящем счастье, которое заложено в вашем естестве! Вы чувствуете вкус, видите цвет и слышите мелодию! Она прекрасна! Прекрасна! Вот и сейчас — вы улавливаете запах ванили… Правда?

— Да, — тихо ответила Наташа.

— Этот запах дает спокойствие и комфорт. Это редкое чувство, и его надо беречь… Как и сейчас — вы сознаете не просто воздушную мягкость дивана, а возможность расслабиться… Расслабиться, закрыть глаза и почувствовать пастельный полумрак.

— Да…

— Закройте глаза!

Наташа закрыла глаза, и лицо ее стало совсем неподвижным.

— А теперь припомните, — сильным грудным голосом сказал советник, — ваш вечер с Рудаковым, когда вы говорили о счастье. Это было на ваш день рожденья в пивном ресторане на Маяковке. Помните?