Лана Синявская - Женщина-сфинкс

– Ничего страшного. Я переволновалась. Кровь носом пошла. Со мной это бывает.

Макс, чертыхаясь, лихорадочно шарил по карманам. Наконец он извлек скомканный платок и приложил к ее лицу.

– Все хорошо, – через силу улыбнулась Анна. Держа у носа платок, она запрокинула голову. Красный цвет залил вышитый на уголке рисунок. Старик слабо вскрикнул.

– Ну что еще? – гневно обернулся Макс. Старик не сводил глаз с вышивки, черного единорога, которая медленно тонула в крови.

– Откуда это? Кто вы? – бормотал старик, быстро крестясь.

– Что с вами? Успокойтесь. – Яся протянула к нему руки, но он шарахнулся в сторону с неожиданной прытью и чуть не упал. – Осторожнее!

– Оставьте его в покое! – хрипло воскликнула Анна. – Вы узнали этот платок? – спросила она ласково. Старик закивал. – Где вы его видели?

Смотритель словно не слышал. Он в полузабытьи хватал воздух скрюченными пальцами и что-то бормотал.

– Вы хотите взять платок?

Снова кивок.

– Вот. Возьмите. Только он испачкан.

Макс не успел остановить ее. Платок схватили жадные пальцы. Точно сухие ветви, узловатые пальцы старика бережно оплели кусок батиста, ласково касаясь вышитого рисунка. Старик что-то бормотал, обращаясь к платочку, как к живому существу – почтительно и нежно.

– На каком языке он лепечет? – спросил Снежко, прислушиваясь.

– Кажется, это староанглийский, – ответила Яся. – Не думала, что кто-то его еще помнит.

– Вы понимаете его?

– Только отчасти…

Впервые в жизни Джемму одолела тоска. Она была замкнутой, но никогда не чувствовала своего одиночества. Ей не хотелось прятаться. Без новых друзей даже безопасность казалась бессмысленной. Кое-как одевшись, она отправилась бродить по городу, но и это больше не приносило утешения. Очнулась она у ворот виллы Сомерсета – своего единственного друга. Она вспомнила, что он мертв. Все ее друзья покинули ее. Джемма беззвучно заплакала и повернулась, чтобы уйти.

– Постой! – окликнули ее сзади. К девочке бежал почтальон.

– Чего тебе? – спросила она без интереса.

Мальчишка смутился:

– У меня письмо для миссис Дэбенхэм, – он помахал в воздухе конвертом, – а я…

Джемма презрительно прищурилась:

– Трусишь, что ли?

– И вовсе нет! – огрызнулся парень.

– Ну так иди и отдай, – подначила его девочка. Юный почтальон шагнул было к воротам, но не сделал и двух шагов, затравленно оглядываясь. Джемма собиралась как следует пройтись на эту тему, как вдруг в мозгу ее вспыхнуло: Дэйдри Дэбенхэм уже не понадобится письмо. Она мертва, ее тело болтается в петле в заброшенном особняке.

– Погоди! – вскрикнула она. Почтальон с надеждой обернулся. – Давай сюда свое письмо. Я все равно собиралась зайти к Сомерсетам… или кто там у них теперь за главного.

– Ты правда передашь? – обрадовался мальчишка, передавая ей конверт.

– Естественно. Мне не трудно. – Джемма старалась казаться равнодушной, и у нее это получилось. Парень помчался дальше со своей почтой, письмо осталось у нее. Разумеется, никуда она не пошла, просто сунула конверт за пазуху и отправилась искать укромное место. Джемма справедливо рассудила: коли адресату письмо без надобности, то нет ничего плохого в том, что она прочтет письмо, которое вовсе ей не предназначалось. Втайне она надеялась, что в письме отыщется ключ к загадочной смерти горничной, и тогда у нее будет веская причина отправиться вдогонку за компанией чудаков из России, среди которых тот, кто стал для нее дороже всех на свете.

Письмо превзошло все ее ожидания. Неожиданно все встало на свои места. Джемма теперь знала ответы на все вопросы. Но их не знали ее друзья. Она была в курсе, куда они направились, и поняла, что они попадут в ловушку. Девушка в волнении вскочила на ноги. Она должна успеть! Должна. Фырча мотором, от остановки отчалил рейсовый автобус. Джемма проводила его глазами и ухмыльнулась. Она успеет…

Старик вроде бы понемногу приходил в себя, но вдруг вскочил, вцепился в руку Анны и потащил ее за собой в конец коридора. Там он бухнулся на колени перед скульптурой высокого человека в саване и принялся истово молиться. Платок он прижимал к груди.

– Кому это он поклоны бьет? – спросил Снежко, приближаясь.

– А я знаю? – с обидой ответил Макс. – Святой, наверное, какой-то, будь он неладен.

– Нет, не святой, – откликнулась Анна, стоявшая ближе всех. – Это… Джон Донн.

– Тот самый любовник из Хэддон Холла? – первой вспомнила Яся. – Надо же, известный, стало быть, человек!

– Перестанет он когда-нибудь молиться? – нервно поинтересовался Снежко. В эту минуту старик как раз закончил бормотать, но неприятности на этом не закончились, ибо он опять уцепился за Анну и подтолкнул ее к надгробию.

– Эй, полегче! – возмутился Макс, делая шаг вперед. Яся остановила его, схватив за руку.

– Повремени. Он ничего плохого ей не сделает, – шепотом попросила она.

– Она же еле на ногах стоит! – заупрямился Макс.

– Постой, говорю. Что-то происходит.

Но Макс не стал слушаться. Он шагнул к Анне, обнял ее и попытался отвести в сторону. Старик возмущенно залепетал, хватая ее с другой стороны.

– А ну, отцепись! – рявкнул Макс.

– Вы не понимаете!

– Это верно, – кивнул Снежко. – Вот вы нам и объясните. А то взяли моду хватать руками все подряд.

Старик растерянно заморгал, но Анну отпустил и начал рассказывать. Сама девушка уже мало что соображала. Она прислонилась к широкой груди Макса и снова закрыла глаза.

Монах оказался хорошим рассказчиком, а история, поведанная им, казалась невероятной. Джон Донн, статую которого они видели, после смерти Рэтлендов удалился от мира и стал священником. Он действительно боготворил Елизавету, но это не помешало ему жениться и даже произвести на свет… двенадцать отпрысков. Елизавета же была для него скорее не женщиной – богиней, и он поклонялся ей до самой своей смерти.

Настоятелем собора Святого Павла Джон Донн стал при содействии самого герцога Бэкингема, известного всем и каждому благодаря бессмертному творению Дюма. Со временем Донн прослыл лучшим проповедником своего времени, хотя в молодости вел весьма рискованную жизнь, даже ходил с графом Эссексом грабить Кадиш, не брезговал и пиратством – охотился на испанские корабли, перевозившие сокровища Азорских островов.

– Ничего себе настоятель, – присвистнул Макс, прижимая покрепче Анну.

– Церковь приветствует раскаяние, – смиренно возразил монах. – Она принимает заблудших в свое лоно, отпуская им грехи.

– Не доверяю я таким резким изменениям, – покачала головой Ярослава Викторовна.

– Любовь творит чудеса.