Прах и пепел - Владимир Владимирович Чубуков
С тех пор Лина перед сном запирала свою дверь на шпингалет.
Когда она рассказала Ксюше, что творится с братом, и заодно поведала самые мерзкие подробности о встрече Вадика с беременной бомжихой – те, что прежде опустила, – Ксюша неожиданно выдвинула мрачную версию:
– Вот смотри, – сказала, – допустим, что Артем тогда не ахинею нес, а правду. Ну, короче, попал в десятку. Допустим, да? Если бы ты была этим чертовым карликом внутри бомжихи, если б готовила некрореволюцию…
– Что? – поморщилась Лина. – Какую революцию?
– Некро. Не перебивай! – Ксюша была серьезна. – Допустим, ты – тот карлик. И что б ты сделала, чтобы успешнее уничтожить всю нашу цивилизацию? Допустим, ты готовишь ходячих, ну а что еще, кроме этого, необходимо сделать?
– Не знаю. – Лина пожала плечами.
– Так вот, смотри. Если бы я была карликом, сделала бы так. Среди обычных людей, особенно среди детей, нашла бы тех, кого можно подчинить моей воле, воздействовала бы на них и превратила в сообщников. В бессознательных сообщников, которые ни фига не понимают, но в нужный момент начнут действовать. Это как спящие агенты. Лежат на дне и ждут сигнала. Потом, когда начнется хаос и люди будут сражаться с ходячими, а точнее, панически бегать от них, усираться от страха, подыхать – глупо и бездарно подыхать, в этот самый момент спящие проснутся и начнут наносить удары в спину родичам и друзьям. Особенно эффективно это будет, если дети станут нападать. Вот брательник твой, схавал кусочек мертвечины от бомжихи – и что? Что он, по-твоему, будет делать, когда вы все забаррикадируетесь в хате от кровожадных мертвяков? Стопудово – он возьмет нож на кухне, только уже настоящий, острый, и пырнет тебя в спину, под лопатку, с левой стороны. Чтоб до сердца достало. Потом маму пырнет. Начинать надо с баб, мы ведь слабее. И, наконец, папу. Если повезет, вы успеете убить его первым. Но я сомневаюсь. И такая схема сработает во многих семьях. Никто ведь не знает, сколько детей этот карлик успел инфицировать, подчинить своей воле, семена в них посеять. Они ж тоже, в сущности, карлики, мелкие злобные твари. В таком возрасте дети, как правило, сплошь безжалостные садисты, мучают всех подряд – насекомых, кошек, птичек, – до кого только сумеют дотянуться. Ну и, как говорилось: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь», так и здесь: «Карлики всех стран…» А может, он не только на мелких сделал ставку. Вероятно, через своего брательника и ты заразишься, даже не заметишь – как. А потом просто услышишь гипнотическую команду в голове и маме своей горло перережешь.
– Дура! – воскликнула Лина в сердцах. – Да я тебе перережу!
– Во-во! – лыбилась довольная Ксюша. – Что и требовалось доказать, что и требовалось!
На следующее заседание круга не явился Кабан. Это было неслыханно. Невиданно. Уже почти год ни одно заседание не обходилось без него. Прежде он мог приходить не регулярно, но с тех пор, как по-настоящему вошел во вкус, всегда был рядом с Артемом, когда тот рассказывал свои истории. Теперь, без Кабана, Артем почувствовал себя каким-то неполноценным, словно бы стал вдруг калекой.
– Тема, куда Кабан делся? – спросил Лепан Пятигуз, один из самых близких друзей Артема.
Лепан тоже был весьма крупный мальчик, до Кабана, конечно, недотягивал, да и был на пару лет младше, но считался второй вершиной круга, превосходя ростом и размахом плеч многих старших пацанов. Исчезновение Кабана на самом деле обрадовало Лепана, он втайне понадеялся, что Кабан пропал всерьез и насовсем – было бы неплохо!
Артем пожал плечами.
– Он же сказал тогда – бомжиху пойдет мочить. И как? Грохнул ее? Нет? – продолжал спрашивать Лепан.
– Не знаю, – произнес Артем тихо.
– Ты – и не знаешь? – удивился Лепан. – Вот это да!
Артем попытался сосредоточиться и вызвать свое вдохновение, которое не раз открывало ему тайны, но ничего не получилось. Оно если приходило, то всегда само, по наитию, искусственным приемам не подчинялось.
Артем ощутил, как внутри него копошится какое-то призрачное насекомое. Это был новорожденный страх.
«Да уж! – подумал он. – Людей пугать – это одно… А теперь и сам чего-то… И это уже другое. Надо будет все-таки Кабана отыскать».
Где живет Славик Шугаев по прозвищу Кабан, Артем знал и отправился к нему домой. Но там ему дверь никто не открыл, поэтому Артем зашел еще раз на другой день, в субботу. Кабан жил с бабушкой, и Артем надеялся застать дома если уж не его, то, по крайней мере, эту миниатюрную моложавую старушку, элегантную модницу и кокетку, руководительницу Службы внутреннего контроля и управления рисками морского торгового порта. Родители Кабана не то умерли, не то погибли – он ничего конкретного не рассказывал о них, лишь однажды кратко обмолвился: «Они мертвы», – поэтому рос Кабан под присмотром бабушки.
В субботу она оказалась дома. Открыла дверь, обдав Артема волной запахов – дорогие духи в смеси с дорогим табаком; ее пальцы держали изящную курительную трубку, над которой поднимался ароматный дымок. Артем поздоровался. Улыбнувшись накрашенными губами, бабушка пригласила его войти, и, когда он спросил: «Лизавета Юрьевна, а скажите, Славик где? Мы с ним встретиться должны были, а он чего-то не пришел. Случайно не заболел?» – она ответила: «Так Славик же никогда не болеет! Но мы сейчас узнаем, где он». Лизавета Юрьевна скрылась в комнате, вскоре вернулась уже без трубки и с айфоном в руке, начала ловко тыкать пальцем в экран.
Свой телефонный номер Кабан не давал никому, в том числе и Артему, и сам чужих номеров никогда не брал. В памяти его мобильника хранился единственный телефонный номер – номер бабушки.
Послав вызов внуку, Лизавета Юрьевна дождалась, когда тот ответит, и включила громкую связь, чтобы Артем тоже слышал.
– Да, бабуся, – раздался глухой голос Кабана.
Артему странно было услышать это ласковое и детское «бабуся» из Кабаньих уст. Вообще, Кабан для Артема во многом оставался загадкой. Угрюмый и немногословный, он никогда не рассказывал о себе, о своих привычках и увлечениях. Ясно про него было лишь одно: Кабану нравились страшные истории, но что нравилось еще, кроме них, Артем не знал, да и не стремился узнать. В конце концов, они с Кабаном не были друзьями, хотя со стороны так могло показаться. Не другом был для Артема Кабан, а словно бы грозным диким животным, которое приближалось к нему с одной целью – сожрать предложенное подношение, насытить лютый голод и кануть во мрак, из которого вынырнуло.
– Славичек, ты где сейчас? – спросила бабушка. – К тебе тут мальчик пришел. Артем. Хочет с тобой встретиться.
– Артем? Никакого Артема. Не помню. Странно… Я не знаю, где я. Где? Пусть приходит сегодня на Поле Чудес. Потом, когда стемнеет. Пока, бабусь, – сказав это, он отключился.
Речь Кабана была какой-то неестественной, словно склеенной из обрывков речи разных людей.
– Что на него нашло? – удивилась бабушка, пожав плечами. – С чего это вдруг он тебя не помнит? Шутка, наверное, такая. А не хочешь чайку? – предложила вдруг. – Можно организовать какой-нибудь изумительный китайский или японский чаек. Из утонченных. Такой ты вряд ли где еще попробуешь.
Артем вежливо отказался, поблагодарил Лизавету Юрьевну и в задумчивости ушел.
Полем Чудес назывался пустырь между Южным рынком и Морской академией. На этом пустыре было два пруда, соединенных подземным каналом. Один пруд использовался как техническое водохранилище, другой почти полностью зарос и служил только для красоты. Рядом с ним росло подобие рощицы и зубасто торчали над землей обломки стен небольшого разрушенного здания непонятного назначения, над ними возвышались три сухих дерева; лишенные коры, почти белые, они смутно воскрешали в памяти какую-то знакомую картину – не то Босха, не то Брейгеля Старшего. На восточной окраине пустыря, недалеко от забора
