Нора Робертс - Ключ света

— Это не мой дар.

— А что насчет Питта? — Дана перевернулась на диване. — Каков он?

— Он воин, полный гордости, высокомерия и воли. Он доводит до бешенства и возбуждает. — Она опустила зеркало.

— Зоя, вы настоящий художник.

— О, мне просто нравиться играть с волосами. — Она остановилась перед Ровеной и высвободила несколько прядей вокруг ее лица. — Отличный образ для важной обеденной встречи или после-Оскаровской гулянки. Сексуальный, женственный и яркий. Правда, вы так выглядите всегда.

— Простите, но я просто обязана спросить, — вмешалась Дана, — каково это — быть с одним и тем же парнем, ну, по существу, вечно?

— Он единственный мужчина, который мне нужен, — ответила Ровена.

— Ой, да ладно. У вас, должно быть, было несколько сотен фантазий о других мужчинах за последние пару тысячелетий.

— Конечно. — Губы Ровены сложились в мечтательную улыбку. — Однажды был молодой официант, в Риме. Такое лицо и фигура. С глазами настолько темными, что в них можно увидеть целый мир. Он приносил мне кофе и булочки. Он называл меня bella donna с такой всезнающей улыбкой. Пока я ела мою булочку, я представляла, как покусываю его аппетитную нижнюю губу.

Она прикусила свою собственную губу и рассмеялась.

— Я рисовала его в моей студии, позволяла ему возмутительно флиртовать со мной. А когда он уходил, я отрывала Питта от его дел, чем бы он в этот момент не занимался, и совращала его.

— Вы никогда не изменяли.

— Я люблю своего мужчину, — просто ответила Ровена. Мы связаны, телом, сердцем, душой. В этом есть своя магия, более могущественная, чем любое заклинание, более опасная, чем любое проклятие. — Она положила руку поверх руки Зои. — Вы любили мальчика, и он дал вам сына. За это вы всегда будете его любить, даже не смотря на то, что он оказался слаб и предал вас.

— Саймон весь мой мир.

— И вы сделали этот мир полным любви и света. Я так вам завидую. Вам и вашему ребенку. — Она поднялась и подошла ближе, чтобы провести пальцами по волосам Даны. — Вы любили человека, уже не мальчика, но еще не мужчину. Поэтому вы его так и не простили.

— Почему я должна что-то прощать?

— В этом весь вопрос, — ответила Ровена.

— А что насчет меня? — спросила Мэлори, и Ровена села на подлокотник дивана, коснувшись рукой ее плеча.

— Вы любите так сильно, так стремительно и неистово, что это заставляет вас сомневаться в своем собственном чувстве. Поэтому вы не можете доверять любимому.

— Как я могу поверить в то, что не имеет смысла?

— Пока остается этот вопрос, ответа не будет. — Она наклонилась, прижалась губами ко лбу Мэлори. — Спасибо за теплый прием в вашем доме, и за то личное, что вы со мной разделили. Вот, возьмите.

Она протянула руку и вложила в ладонь Мэлори бледно голубой камень.

— Что это?

— Небольшой талисман. Положите его сегодня под свою подушку. Ваш сон будет безмятежным. Я должна идти. — Она слегка улыбнулась, поднялась и направилась к стеклянной двери, по пути поправляя волосы. — Интересно, что скажет Питт о моей прическе. Спокойной ночи. — Она открыла дверь и скрылась в сумерках.

Зоя выждала три секунды и стремительно подскочила к двери. Поставив ладони рамочкой вокруг лица, она приблизилась к стеклу.

— Ну вот. Я думала, она растворится или что-то в этом роде, но она просто уходит. Как обычный человек.

— Она кажется даже слишком обычной. — Дана подвинулась, чтобы дотянуться до попкорна. — Ну, ты знаешь, для богини с несколькими тысячелетиями жизни за спиной.

— Но грустной. — Мэлори повертела голубой камень в руке. — Вся эта изысканность и хладнокровие на поверхности, но под этим скрывается тоска. Особенно это было видно, когда она говорила о тебе и твоем сыне, Зоя.

— Забавно. — Зоя вернулась назад, выбрала кисть, взяла расческу с редкими зубьями и заколки, и встала позади дивана. — Она живет в этом большом… замке, среди всех этих красивых вещей. — Она начала расчесывать волосы Даны. — И она красива, даже ослепительна, я бы сказала. Она богата, и у нее есть любимый мужчина. Она путешествует и может рисовать потрясающие картины.

Разделив волосы Даны на пряди, она начала наносить краску.

— Но она завидует такой, как я, потому что у меня есть ребенок. Вы думаете, она не может иметь детей? Я не хотела спрашивать, это слишком личное. Но этот вопрос все равно не выходит у меня из головы. Если она может делать все те вещи, что делает, почему она не может иметь ребенка?

— Может, Питт не хочет детей. — Дана пожала плечами. — Некоторые люди не хотят. Что ты там сзади делаешь?

— Кое-что новое. Я смешиваю несколько оттенков. Это будет смотреться молодо и пикантно. А ты?

— Что я?

— Ты хочешь детей?

Дана прожевала попкорн и задумалась.

— Да. Парочку. Думаю, если в следующие пару лет не найду парня, с которым смогу остаться на долгое время, сделаю это сама. Ну, ты понимаешь, использую в качестве любовника достижения медицины.

— Ты что, в самом деле так сделаешь? — Восхищенная, Мэлори протянула руку к миске с попкорном. — Растить ребенка одной. Я хочу сказать, выбрать такой вариант сознательно, с самого начала, — добавила она, взглянув на Зою. — Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Конечно, сделаю. — Дана поставила таз между ними. — А почему нет? Я здорова. И думаю, у меня есть, что предложить ребенку. Конечно, я должна быть уверена в прочности своего финансового состояния, но если до моих, скажем, тридцати пяти, на горизонте не появится подходящего парня, я предприму необходимые действия.

— В твоих рассуждениях нет ни капли романтики, — прокомментировала Мэлори.

— Возможно, но это дает результаты. Ты должна взглянуть на свою жизнь. Если есть что-то, чего ты действительно хочешь, ты должна добиваться этого любой ценой.

Мэлори подумала о своем сне, о ребенке, которого она держала на руках. О свете, переполнявшем ее мир и ее сердце.

— Если даже ты чего-то по-настоящему хочешь, есть границы.

— Ну, убийство или серьезное членовредительство, конечно, отпадают. Я говорю о том, чтобы принимать важные решения, преодолевать препятствия и расхлебывать результат. А что насчет тебя, Зоя? Я про растить-ребенка-самой, — спросила Дана.

— Не думаю, что решусь на это снова. Это трудно. Не с кем разделить груз, а некоторые грузы невозможно нести одной. Нет никого, кто смотрит на ребенка и чувствует то же, что чувствуешь ты. Никого, с кем можно разделить эту любовь и гордость.

— Ты была напугана? — спросила ее Мэлори.

— Да. О, да. Я до сих пор напугана. Думаю, это нормально — чувствовать страх, ведь это так важно. А ты хочешь детей, Мэл?