Алексей Атеев - Холодный человек

Она надеялась: все будет значительно проще и современнее. Небольшое торжество человек на двадцать в каком-нибудь скромном заведении, потом свадебное путешествие… Куда? Да ей, собственно, все равно. Туда, где тепло. А тут… Но противиться она была не в силах. Словно громадный паук опутал ее невидимой, но упругой и плотной паутиной, вырваться из которой не представлялось возможным. Разумом Вера понимала: ей не место в этой квартире, в этой семье… Однако не могла ничего поделать с собой.

А день бракосочетания все приближался и приближался. Уже почти готово подвенечное платье, в котором Вера казалась себе огромным, бесформенным клоком пены, уже осмотрено и оценено со всех сторон место будущего празднества, закуплено невероятное количество продуктов и спиртных напитков.

Круговерть, в которой непрерывно находилась Вера, не давала ей сосредоточиться на личных переживаниях. Не до этого было. То нужно спешить на примерку, то выбирать туфельки, то осматривать автомобиль, в котором она будет раскатывать весь день свадьбы, и прикидывать, как лучше разместиться, чтобы, не дай бог, не помять подвенечный наряд.

Ее вдруг окружил сонм неизвестно откуда взявшихся подруг – сверхсовременнейших девиц, непрерывно куривших и бурно жестикулировавших по поводу и без повода. Девицы еще вчера были ей совершенно незнакомы, но ныне безо всякого стеснения называли ее либо Веркой либо Верунчиком и давали многочисленные и почти всегда бессмысленные советы. К примеру, одна из них, высокая, рыжеволосая, с лошадиными зубами, откликавшаяся на имя Марлен, твердила: от фаты нужно категорически отказаться, поскольку это не только не модно, но и вульгарно. Взамен нужна огромная, опять же белая, шляпа с мохнатым черным пауком (искусственным, конечно же), прикрепленным к тулье. Другая девица, прозывавшаяся Манюней, считала, что и в пенообразных платьях давным-давно никто не щеголяет. А нужно нечто легкое, как воздух, и совершенно прозрачное. И чтобы сквозь него все могли лицезреть роскошное парижское белье, непременно белое.

– На последнем биеннале в Венеции такой наряд продемонстрировал дом моды Живанши, – толковала Манюня. – И он произвел фурор.

Однако мадам Величко решительно отмела новомодные веяния.

– Одета невеста будет так, как считаю нужным я! – категорически заявила она. – Исподнее демонстрировать некому, да и незачем. В огромной шляпе она не влезет в лимузин…

Так, в бесконечных спорах и суете, проходили дни. Только поздно вечером, оказавшись в своей квартирке в одиночестве, Вера немного приходила в себя и могла перевести дух. Однако сил на размышления уже не хватало. Она валилась с ног от усталости. А посему тут же падала на кроватку и засыпала. Последнее время даже сновидения перестали посещать ее.

Баронесса больше не являлась, но Вера постоянно ощущала ее присутствие. Особенно чувствовалось оно в тот момент, когда Вера стояла перед зеркалом. Похоже, в прошлой жизни Амалия была большой модницей, и девушка, раньше невеликая охотница разглядывать себя, ныне часами могла не отходить от него. Иногда Вере чудилось: в зеркальном отражении мелькало нечто неуловимое, мгновенно возникавшее и тут же таявшее, видимое лишь ей одной. Глаз успевал зафиксировать девичий силуэт, который исчезал, так и не успев проявиться полностью.

И вот наконец настал день свадьбы.

Стояла середина ноября. Субботнее утро выдалось ясным и солнечным. Снежный покров еще не установился, но легкий морозец пощипывал щеки и уши. Воздух пах свежеразрезанным арбузом и вчерашними щами. На голых ветвях огромных тополей, росших в Верином дворе, словно в ожидании событий расселись встрепанные вороны, время от времени оглашавшие окрестности хриплым карканьем.

Квартирка на втором этаже была наполнена людьми. Тут присутствовали новоявленные подруги Марлен и Манюня, размалеванные и расфуфыренные; какие-то суетливые старухи с бегающими, шарящими по вещам взглядами, отрекомендовавшиеся свахами, а также немногочисленные сотрудники женского пола из Вериной газеты. Руководила свадебными мероприятиями тамада – немолодая толстая баба, размалеванная настолько ярко, что Вере казалось: перед ней переодетый мужчина, прячущий свой пол под гротесковым макияжем. Баба была протеже мадам Величко и поэтому вела себя по-хозяйски, указывая и распоряжаясь направо и налево. Кстати, именно мадам Величко настояла на соблюдении старинных, по ее мнению, обычаев, долженствующих придать мероприятию видимость исконно национального действа.

Обряд, с которого должно начаться бракосочетание, назывался «Выкуп невесты». Состоял он в том, что несколько молодых людей, друзей жениха (следовавшего непосредственно за ними), должны явиться в дом нареченной и потребовать ее «на выход». В свою очередь подружки отдадут невесту исключительно за выкуп, приготовленный посланцами жениха. Загодя тамада, которую звали Шура, провела репетицию предстоящей акции и осталась довольна. Теперь предстояло провести обряд уже «вживую».

В качестве подружек невесты, кроме уже названных Марлен и Манюни, выступили также немногочисленные представительницы женской части коллектива редакции газеты «Путь наверх», исключая несчастную секретаршу главного Анжелу (секретутку), которая, узнав о предстоящей женитьбе Павла Борисовича (и на ком!!!), слегла и на работе не показывалась.

Наиболее деятельное участие в процедуре выкупа проявляла уже упоминавшаяся в нашем рассказе редакционная техничка Нелли Федуловна Замалетдинова, женщина крупная, физически крепкая и склонная к грубым шуткам. К тому же Нелли Федуловна неплохо знала практический ход мероприятия. И хотя тамада Шура несколько опасалась лихого нрава Нелли Федуловны, она очень надеялась на нее в плане четкого проведения мероприятия. И Замалетдинова обещала не подкачать.

Если с кворумом подруг невесты наблюдалась некоторая «напряженка», то в друзьях жениха недостатка как раз не было. У Павла Борисовича имелось большое количество знакомых, полузнакомых да и почти неизвестных молодых людей, готовых в «трудную минуту» всегда прийти на помощь. Эти плохо знавшие друг друга, однако подогретые и сплоченные алкоголем люди били копытами и рвались в бой. Требовалось всего лишь захватить невесту и передать ее из рук в руки нетерпеливому жениху.

Нужно сказать, Павел Борисович, как, впрочем, и Вера, не одобрял псевдонародные обряды. Будь его воля, он плюнул бы на всю эту канитель и укатил в «Чащобу» развлекаться. Однако ослушаться мать он оказался не в силах и посему скрепя сердце принял условия игры. Итак, генеральное сражение началось.

Человек пять особо рьяных и нетерпеливых с воплями ворвались в подъезд, где уже стоял заслон из защитниц твердыни.