Валерий Иванов-Смоленский - Последнее искушение дьявола, или Маргарита и Мастер

Непонятная дружба с Горьким, великим инженером человеческих душ, иногда тяготила его. Он чувствовал, что его интеллект несравним с умственными способностями писателя, но их обоих, отчего-то искренне тянуло друг к другу. Они постоянно вели оживленную личную переписку.

Ягода, благодаря своим возможностям знал о Горьком все, вплоть до его пристрастия вести личную жизнь на два и более фронтов. Алексей Максимович, в свою очередь, даже не подозревал о любовной связи своей невестки и всесильного главы НКВД. Как не знал об этом и сын писателя Макс (Максим), являвшийся законным супругом Тимоши.

— Итак, Он меня нашел, — мучительно размышлял Ягода, сидя на мягком сиденье большой черной машины без номерных знаков, которая везла его на съемную конспиративную квартиру, где уже ждала любвеобильная Тимоша.

Задача, поставленная посланцем человека с глазами стального оттенка, немало его, вначале, подивила. Отдать под суд с расстрельной статьей безвестного найденыша из Марьиной Рощи. Только и всего. Тут что-то было не то. Даже безнаказанно убить беззащитного, во всех отношениях, незнакомца было под силу любому оперативнику НКВД, любому рядовому милиционеру. Мысли скакали вразброс и никак не желали выстроиться логической цепочкой.

Еще три дня назад он был совершенно другим человеком. Визит представителя, загадочной неземной силы, являвшейся, регулярно, в его снах Демоном Смерти далекого иудейского предводителя восставших евреев Енуриха Иегуды, перевернул его жизнь, похоже, в третий раз. Бросившийся грудью на острие меча…

— Стоп…

Машина резко затормозила и наркома кинуло вперед.

— Это я не тебе, — без досады и гнева махнул он водителю.

Автомобиль мягко тронулся с места.

— Енурих Иегуда — Генрих Ягода, — вот откуда у него такие странные имя и фамилия, — и шрам… и потеря памяти…

Все стало на свои места. Все совпало и, в то же время, эти совпадения совершенно ничего не объяснили. Ягода верил в воздействие на окружающий мир иных мистических сил, но не до такой же степени. Затерявшаяся во тьме веков древняя Иудея и современная Москва — их ничто не могло связать.

Еще три дня назад…

Да, три дня назад он не ведал иной заботы, как служить вождю. Сегодня он являлся уже слугой двух господ.

В тот день с утра он разговаривал по прямой связи с товарищем Сталиным. Вождь интересовался, как выполняется его указание о разработке Томского, выведенного в 1930 году из состава Политбюро, после того, как он высказался против применения чрезвычайных мер при проведении коллективизации и индустриализации.

— Да, товарищ Сталин, — произнес он в телефонную трубку, — он по-прежнему стоит на позициях «правого уклона»…

В это время вошел заместитель Ягоды Фриновский, причем зашел без доклада, как этого всегда требовал пунктуальный нарком. Ягода не мог прервать разговор, чтобы сделать своему заместителю замечание. К тому же он подумал, что, вероятно, случилось нечто срочное.

— … встречается он с Бухариным, Рыковым, Шаранговичем, Зеленским… — глава НКВД обладал очень хорошей памятью и перечислил длинный ряд фамилий, не заглядывая в бумаги.

Фриновский, тем временем, подошел к столу и сел, и это взбесило Ягоду. Сам он стоял. Он всегда стоял, когда разговаривал по телефону со Сталиным. Его заместитель сел, даже не испросив разрешения, в то время, как начальник стоял — это было невиданным прямым нарушением субординации.

— … будет исполнено, товарищ Сталин, справка будет готова сегодня же. До свидания, товарищ Сталин.

Ягода положил трубку и оборотил свое грозное лицо к заместителю, собираясь устроить ему хорошую выволочку. Он уже открыл рот, но тот его опередил.

— Доброе утро, Генрих Григорьевич! Скажи дежурному офицеру, чтобы никого не впускал. Есть разговор, — деловито сказал он каким-то измененным хрипловатым голосом.

Лоб и скулы наркома стали багровыми, усы грозно встопорщились, от негодования он не мог даже начать разнос — заместитель, помимо всего прочего, назвал его на «ты».

— А, может, я уже смещен? — мелькнула трусливая мыслишка, — и он назначен на мое место?

Охваченный страхом, нарком машинально нажал кнопку под столешницей и скомандовал вошедшему дежурному офицеру, — никого не впускать!

Лицо же Фриновского моментально преобразилось — всегда, приторно-доброжелательное, оно стало неописуемо безобразным, будто отмеченным печатью злобной гримасы, из-под вздернувшейся верхней губы показался кривоватый желтый клык.

— Оборотень, — первым, что пришло на ум, поразился Ягода, веривший в мистику, и сунул руку в ящик стола, где лежал надежный вальтер.

— Ни-ни-ни, — раздельно, с выделением слогов, хриплым голосом, пробурчал сидевший и укоризненно помахал толстым указательным пальцем с грязным длинным ногтем, — никаких вальтеров.

Сказанным он полностью парализовал волю Ягоды — о лежащем в выдвижном ящике вальтере не знал никто. Следующая же фраза ввергла наркома в состояние ступора, она говорила о способности пришельца читать мысли.

— И не надо считать меня оборотнем, — продолжил уродливый и страшный незнакомец, — я посланец от Него…

И к Ягоде, сразу же, неизвестно по каким причинам, пришло понимание, что речь идет о сверхъестественном существе со стальными глазами, наблюдавшем последние мгновения жизни Енуриха Иегуды из опостылевшего ему сна. И пришла уверенность, что он должен выполнить безоговорочно все указания, которые будут переданы ему необычным посланцем.

— Первое… — не ожидая, видимо, иной реакции, начал тот…

— … И последнее. Об этом никто не должен знать, даже несравненная твоя Тимоша, которой ты вверяешь, расслабясь, и некоторые государственные тайны, а также ведомственные секреты. Грехов на тебе висит много.

Ягоду передернуло.

— Как иудею тебе прекрасно известен древний иудейский обычай. Раз в год они выбирали большого белого козла и взваливали на него все грехи. После чего козла публично торжественно сжигали, и считалось, что грехи их сгорали вместе с ним. У мессира на этот счет иная позиция — козла отпущения не будет, либо ты сам сыграешь его роль.

— Но, послушайте…

— Ты же, продолжаешь служить, как и прежде, — жуткий гипнотизер встал и прошел в дальний угол кабинета, где таилась под портьерой дверь, ведущая в апартаменты для отдыха. Он, не глядя, уверенно отодвинул занавесь, открыл дверь и скрылся в полумраке комнаты.

Ягода бросился за ним.

— Но… — закричал он, собираясь уточнить один нюанс поставленной задачи.

В помещении, предназначенном для отдохновения и сна, никого не было. Нарком щелкнул выключателем — искрящийся свет великолепной хрустальной люстры проник во все уголки комнаты. Никого. Лишь бесстрастная поверхность большого зеркала подернулась затухающей рябью и не дала отражения застывшего перед ним человека в маршальском мундире.