Уильям Блэтти - Экзорсист

— Сейчас вернусь, — бросил он Шэрон.

Когда священник вошел в кухню, Крис как раз подливала себе бренди в кофе.

— Святой отец, вы точно отказываетесь?

Он покачал головой, тяжело опустился на стул и некоторое время сидел, уставившись в пол и тупо слушая металлическое позвякивание о фарфор.

— Вы говорили с ее отцом?

— Да. Да, он сам позвонил и… хотел поговорить с Рэгс.

— Что же вы ему сказали? — Наступила долгая пауза.

— Что она ушла в гости.

И вновь оба умолкли. Позвякивание вдруг прекратилось. Каррас поднял голову: Крис удивленно глядела на потолок. Наверху в спальне воцарилась тишина.

— Кажется, либриум наконец подействовал, — облегченно вздохнул священник.

В дверь позвонили. Каррас стремительно оглянулся на звук. Крис смотрела на него тревожно и удивленно.

Киндерман?

Секунды шли. Уилли отдыхала; Карл и Шэрон находились в спальне. Никто не шел открывать. Крис встала, вся сжавшись, будто взведенная пружина, прошла в гостиную и, став коленом на диван, осторожно задвинула занавески. Слава Богу! Не он. У дверей, покорно подставив голову дождевым струям, стоял со старомодным потертым саквояжем в руке высокий пожилой мужчина в старом плаще.

Кто это?

Крис в полном недоумении поднялась с дивана и вышла в прихожую. Затем приотворила дверь чуть-чуть, выглянула в темноту и тут же отпрянула от ворвавшегося вместе с ветром фонтана водяной пыли. Лицо незнакомца было скрыто под полями шляпы.

— Да, слушаю вас?

— Миссис Мак-Нил? — голос из темноты прозвучал чисто и мягко; каждый звук его был наполнен свежестью и жизненной силой.

Крис кивнула и в ту же секунду вздрогнула, пораженная взглядом старика. Необычайно умные и живые глаза его струили тепло и свет: энергия эта, казалось, низвергалась с неведомых, непостижимых высот, вливалась в мир сдержанным, но стремительным целебным потоком.

— Меня зовут отец Мэррин.

Несколько секунд Крис остолбенело глядела в худое, аскетическое лицо. Наконец, скользнув взглядом по гладким, будто вылепленным из талька скулам, она резким движением распахнула дверь.

— О Боже, входите, прошу вас. Входите же скорее, честное слово, я… Не знаю, куда подевались мои… — Старик переступил порог, и она щелкнула за его спиной замком. — Понимаете, я ждала вас только завтра.

— Я знаю.

Крис обернулась; гость стоял и прислушивался, не столько к звукам, сколько, казалось, к собственным чувствам, будто улавливая существом своим какие-то очень знакомые флюиды.

Она уставилась на него в изумлении, невольно разглядывая сухую кожу, опаленную солнцем каких-то иных миров. Что это с ним?

— Давайте чемоданчик, святой отец. У вас, наверное, рука уже отваливается.

— Нет, что вы. — Он все еще словно прислушивался к чему-то. — Она у меня — как бы его естественное продолжение: такая же старая и изношенная. — Старик улыбнулся ей, тепло и устало. — Отец Каррас здесь?

— Да, он в кухне. Вы сами-то ужинали, святой отец?

— Перекусил в поезде. — Наверху в спальне открылась дверь, и старик тут же бросил быстрый взгляд на потолок.

— По-вашему, этого достаточно?

— Да, благодарю вас. — Дверь снова хлопнула; он опустил глаза.

— Надо же, еще и дождь такой, — нервничала Крис, не зная, чем замять свою оплошность. — Знать бы заранее, что вы сегодня приедете. Непременно встретила бы вас на станции.

— Ну, что вы.

— Такси, наверное, долго пришлось ловить?

— Каких-нибудь пару минут.

— Давайте мне, святой отец! — Стремительно сбежав вниз по лестнице, Карл мягко выхватил саквояж из расслабленных пальцев и направился с ним через холл.

— Мы постелили вам в кабинете, святой отец. — Крис все не знала, куда деть руки. — Немножко вдали от всех… думаю, вам там будет удобно. Пойдемте, покажу. — Она шагнула вперед, но тут же остановилась. — Или вы хотели бы сначала увидеть отца Карраса?

— Сначала я хотел бы увидеть вашу дочь, — очень просто ответил Мэррин.

— Прямо сейчас? — Этого Крис не ожидала.

Он вновь поднял голову, будто прислушиваясь к далекому звуку.

— Да. Наверное, лучше сейчас.

— Вы знаете, по-моему, она спит.

— По-моему, нет.

— Ну, если вы…

Крис не договорила.

— Мэр-р-и-и-и-нн! — донеслось сверху оглушительно-гулко, как из пустой гробницы. Затем стены сотряслись от мощного и в то же время какого-то пустого хлопка.

— Боже милостивый! — Крис оглянулась на старого священника, прижав бледную, как воск, руку к груди. Мэррин не шевельнулся. Напряженно, даже чуть надменно он смотрел вверх; казалось, он узнал этот голос.

И вновь дом задрожал от гулкого разрыва.

— Мэр-р-и-и-и-и-н-нн!

Не взглянув на Крис, раскрывшую рот от изумления, на Карла, по-кошачьи выскользнувшего из кабинета, на Карраса, появившегося в дверях кухни, иезуит медленно двинулся наверх. Кошмарные взрывы вперемежку с издевательским кваканьем не утихали. Мэррин поднимался спокойно и легко, скользя по перилам белой точеной кистью.

Каррас подошел к Крис, и они вместе теперь следили за удаляющейся фигурой. Мэррин вошел в спальню Риган и закрыл за собой дверь. Несколько секунд в доме стояла зловещая тишина. Затем раздался оглушительный злобный хохот; дверь тут же открылась, старик вышел из спальни и зашагал по холлу. Через секунду выглянула Шэрон и очень странно поглядела ему вслед.

Старый священник быстро спустился по лестнице и протянул руку более молодому.

— Отец Каррас?

— Здравствуйте, святой отец.

Обеими руками Мэррин крепко стиснул ладонь Карраса и, будто не замечая несшихся сверху оскорблений в свой адрес, несколько секунд очень серьезно и обеспокоенно вглядывался ему в лицо.

— Вид у вас утомленный, — проговорил он наконец. — Вы устали?

— Нет. Почему вы это спросили?

— Плащ у вас с собой?

— Нет. — Каррас отрицательно покачал головой.

— Тогда возьмите мой. — Старик стал расстегивать пуговицы. — Я хотел бы, чтобы вы сходили в резиденцию, Дэмиен, и принесли мне рясу. А кроме того, два стихаря, орарь[25], немного святой воды и два экземпляра “Римского Ритуала”. По-моему, самое время начинать, — добавил он, протягивая Каррасу плащ.

— Как, сейчас? — пробормотал тот изумленно.

— Боюсь, что да.

— Разве вы не хотели бы услышать историю болезни, святой отец?

— Зачем? — Мэррин пристально взглянул на него. Каррас не выдержал этого чистого, обезоруживающего взгляда. Он понял, что ему нечего ответить на такой вопрос.