Стивен Кинг - Мобильник (черновик перевода)

«Вот мы и на конце света», – подумал он. Посмотрел на небо и увидел вечернюю звезду.

13

Она полностью не отключилась и не приходила в сознание. Том взял себя в руки и помог отнести Алису вверх по склону. Там росли деревья, насколько помнил Клай, яблоневый сад. Он подумал, что он и Шарон как-то приезжали сюда собирать яблоки, когда Джонни был совсем маленький. Тогда в семье царил мир, и не было никаких споров на предмет денег, честолюбия и будущего.

– Вроде бы нельзя переносить людей с тяжелыми ранами головы, – лепетал Джордан, который плелся следом с рюкзаком в руках.

– Тут волноваться не о чем, – ответил Клай. – Она – не жилец на этом свете, Джордан. Во всяком случае, с такой раной. Я не думаю, что ей смогли бы помочь и в больнице, – он увидел, как изменилось лицо Джордана. Света для этого хватало. – Мне очень жаль, но…

Они положили ее на траву. Том попытался дать ей воды из бутылки с наконечником-дозатором, и она действительно немного попила. Джордан сунул ей в руку кроссовку, «бэби найк», и она ее взяла, сжала, оставив на ней кровавые следы. Потом они стали ждать ее смерти. Ждали всю ночь.

14

«Папа сказал, что я могу отдохнуть, поэтому не вините меня», – эти слова она произнесла около одиннадцати. Ее голова лежала на рюкзаке Тома, в который он засунул одеяло. Они унесли его из мотеля «Суит-велью инн». Располагался мотель на окраине Метуэна, но казалось, что они ночевали там в другой жизни. Лучшей жизни. Рюкзак уже пропитался кровью. Ее единственный оставшийся глаз смотрел на звезды. Левая рука, с разжатыми пальцами, лежала на траве. Не двигалась уже больше часа. Правая рука постоянно сжимала крохотную кроссовку. Сжимала… и расслаблялась. Сжимала… и расслаблялась.

– Алиса, ты хочешь пить? – спросил Клай. – Хочешь еще воды?

Она не ответила.

15

Позже, по часам Клая, в четверть первого, она спросила кого-то, можно ли ей пойти искупаться. Через десять минут сказала: «Мне не нужны эти тампоны, эти тампоны грязные», – и засмеялась. Засмеялась совершенно естественно, напугав Клая и Тома и разбудив Джордана, который задремал. Он увидел, какой она стала, и начал плакать. Отошел в сторону. Когда Том попытался сесть рядом и успокоить, Джордан закричал, требуя, чтобы его оставили одного.

В четверть третьего по дороге под ними прошла большая группа норми. Множество фонарей рассекали темноту. Клай подошел к краю склона, крикнул: «Нет ли среди вас врача?» – без особой надежды.

Фонари остановились. Темные фигуры внизу пошептались, потом ему ответил женский голос, красивый голос: «Оставьте нас в покое. Вы – неприкасаемые».

Том присоединился к Клаю.

– И левит[107] тоже прошел мимо по другой стороне, – крикнул он вниз. – Это царь Иаков, чтобы трахнуть тебя, женщина.

За их спинами Алиса внезапно произнесла ясно и четко: «С мужчинами в том автомобиле разберутся. Не для того, чтобы оказать вам услугу, а в назидание остальным. Вы понимаете».

Холодными пальцами Том ухватил Клая за запястье.

– Господи Иисусе, судя по голосу, она пришла в себя.

Клай взял руку Тома в свои, сжал.

– Это не она. Это тот парень в красном «кенгуру», использует ее, как… как динамик.

В темноте глаза Тома стали огромными.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – ответил Клай.

Под ними, на дороге, фонари пришли в движение. Скоро исчезли, чему Клай только порадовался. Происходящее здесь касалось только их и никого больше.

16

В половине четвертого, в разгаре ночи, Алиса сказала: «Мамик, как все плохо! Розы увядают, этот сад погиб, – и тут же голос стал веселее. – Снег будет? Мы слепим крепость, мы слепим мост, мы слепим птичку, мы слепим птичку, мы слепим руку, синюю руку… мы… – она замолчала, глядя на звезды, которые поворачивали ночь, как пружина – стрелки часов. Ночь выдалась холодной. Они укрыли Алису, чем только можно. Воздух выходил из ее рта паром. Кровотечение наконец-то прекратилось. Джордан сидел рядом с ней, поглаживая ее левую руку, которая уже умерла и ждала, когда к ней присоединится все тело.

– Сыграй ту плавную мелодию, которая мне нравится, – попросила она. – «Холла и Оутса».[108]

17

Без двадцати пять она сказала: «Это самое прекрасное платье». Они все собрались вокруг нее. Клай сказал, что она, по его мнению, уходит.

– Какого оно цвета, Алиса? – спросил Клай, не ожидая ответа, но она ответила.

– Зеленого.

– Куда ты его наденешь?

– Дамы проходят к столу, – она по-прежнему сжимала кроссовку, но пальцы двигались гораздо медленнее. Кровь на разбитой стороне лица подсохла, блестела в свете фонарей, как эмаль. – Дамы проходят к столу, дамы проходят к столу. Мистер Рикарди остается на своем посту, и дамы проходят к столу.

– Совершенно верно, дорогая, – мягко заметил Том. – Мистер Рикарди остался на своем посту, не так ли?

– Дамы проходят к столу, – ее оставшийся глаз повернулся к Клаю, и второй раз она заговорила не своим голосом. На этот раз произнесла только четыре слова: «Твой сын у нас».

– Ты лжешь, – прошептал Клай. Его кулаки сжались, он с трудом сдержался, чтобы не ударить умирающую девушку. – Мерзавец, ты лжешь.

– Дамы проходят к столу и мы все пьем чай, – сказала Алиса.

18

Небо на востоке просветлело. Том, который сидел рядом с Клаем, осторожно коснулся его руки.

– Если они читают мысли, то могли узнать, что ты страшно тревожишься из-за сына так же легко, как ты узнавал что-то в «Гугле». Этот парень мог использовать Алису, чтобы достать тебя.

– Я знаю, – ответил Клай. Он знал и кое-что еще: сказанное ею голосом Гарварда могло соответствовать действительности. – Знаешь, о чем я постоянно думаю?

Том покачал головой.

– Когда он был маленьким, в три или четыре годика, мы с Шарон тогда еще ладили и звали его Джонни-малыш, он прибегал всякий раз, когда звонил телефон. Кричал: «Это меня! Это меня!» А если звонила его бабушка или дедушка, мы говорили: «Это тебя», – и давали ему трубку. Я до сих пор помню, какой огромной эта гребаная штуковина выглядела в его миниатюрных ручонках… когда он прижимал ее к уху…

– Клай, прекрати.

– А теперь… теперь… – продолжить он не смог. Да и нужды не было.

– Идите сюда! – позвал Джордан. Голос его переполняла боль. – Скорее.

Они вернулись к Алисе. Судорога оторвала девушку от земли, изогнула дугой. Оставшийся глаз выпучился, уголки губ опустились. Потом, внезапно, все тело расслабилось. Она произнесла имя, которое ничего для них не значило: «Генри», – и в последний раз сжала кроссовку. Потом пальцы разжались, и кроссовка выскользнула из них. Алиса выдохнула, и последнее белое облачко, слабенькое, почти прозрачное, просочилось меж ее губ.