Александр Матюхин - 13 маньяков

Жданов, усиленно пережевывая особенно жесткий кусок мяса, какое-то время не отвечал. Наконец расправившись с ним и вытерев губы салфеткой, он торжествующе улыбнулся:

– Значит, остался-таки юношеский запал в тебе, Федор. Это хорошо.

– Не ерничай, рассказывай давай. – Несколько выпитых рюмок расслабили Щербатского. Полные щеки его раскраснелись, а бритая голова покрылась испариной.

– Новых фактов не появилось, – заявил Жданов, назидательно подняв вилку с наколотым на нее куском соленой конины. – Но и старая гипотеза от того не распалась.

– Это почему? – удивился Федор.

Жданов снова взмахнул вилкой.

– Почему? Потому что оспа ничем не хуже мышьяка. К твоему сведению, англичане еще два века назад использовали ее, когда воевали с аборигенами в Америке. Чтоб не лезть под дикарские стрелы, они подбрасывали им одежду, вещи, одеяла больных. Целые племена вымирали.

– Думаешь, заговорщик подбросил Рабданову зараженную оспой вещь? Как же он сам не побоялся заразиться?

– Ты все еще полагаешь, что наш подозреваемый – монгол? – осведомился Жданов.

– Необязательно. Если откровенно, то я думаю, что за этим стоят китайцы. Их тут немало – в торговом поселении Маймачен, в паре верст отсюда. К тому же в Урге расположена резиденция амбаня, фактически – правителя Монголии, назначенного Цинской империей.

– Здраво. Но и это – не препятствие. Практика прививок оспы известна в Китае уже не одно столетие, так что злоумышленник, особенно если он не раз проворачивал подобный трюк, вполне может быть защищен от этой болезни.

Щербатской, уверенно подхватив графин, налил себе и Жданову еще по рюмке.

– Странный ты все-таки человек, Жорж! – сказал он, поднимая свою стопку. – Вот не мог ты сразу мне это сказать? Разве я похож на осла? Неужто ты думал, что я не пойму тебя или стану упрямиться?

– Не переживай ты так, голубчик мой, – заявил Георгий Филимонович примирительно. – Твое здоровье.

Когда все было съедено и выпито, друзья разошлись по комнатам, сговорившись перед тем с утра вскрыть-таки комнату Агафона. Правда, уже к утру решимость, питаемая Щербатским, сменилась похмельем, и Жданову стоило немалых усилий принудить его к исполнению своего обещания. Впрочем, нежелание Федора Ипполитовича вскоре стало понятным. Чтобы вскрыть замок, требовалось разрешение консула, а привлекать излишнее внимание к происходящему Щербатской не хотел. Наконец Жданову удалось его переубедить, и оба они предстали перед начальственные очи.

Первое официальное лицо Российской империи в Урге, Владимир Федорович Люба провел в Монголии уже почти двадцать лет, за этот срок пройдя путь от простого драгомана до консула, которым стал четыре года назад. Человек невоенный, востоковед и лингвист, посвятивший жизнь изучению этой далекой земли, он с первых минут знакомства завоевал симпатию Жданова. Кратко поприветствовав гостей, он сразу же предложил перейти к сути.

– Прошу меня извинить, господа, но я ужасно стеснен во времени. Не сомневаюсь, вы явились сюда не из праздности, так что излагайте свое дело – и вместе постараемся разрешить его как можно скорее.

Георгий Филимонович сдержанно пересказал свое предположение об умышленном заражении Рабданова. При этом он не стал упоминать о покушении на Доржиева и возможной связи этих двух событий. Консул выслушал Жданова со всей внимательностью, после чего, задумавшись на несколько мгновений, ответил:

– Вскрывайте замок, – и погрузился в изучение какого-то документа, отложенного им с приходом визитеров.

Щербатской выразительно посмотрел на Георгия Филимоновича, и оба двинулись к выходу. Уже в дверях Владимир Федорович остановил их.

– Вот еще что, – сказал он вполголоса, не прерывая чтения, – о судьбе Агафона Сурядова сообщайте мне любые новости. Как бы там ни было, его пропажа может стать серьезным инцидентом, фитилем, ведущим к бочке с порохом… Если его нет в комнате, необходимо срочно разыскать его.

Замок вскрыли споро – среди слуг нашелся опытный слесарь. Впрочем, еще до того, как он закончил свою работу, стало ясно, что Георгий Филимонович прав в своих подозрениях – резкий неприятный запах, проникавший из-за дверей, служил неоспоримым доказательством.

Так же, как и слуга Доржиева, Агафон Сурядов был связан, рот его закрывал кляп, а лицо было густо перепачкано засохшей кровью. Единственным принципиальным отличием был характер нанесенного увечья – этой жертве убийца отрезал нос.

– Господь вседержитель! – Слесарь, седовласый уже мужчина, побледнел, словно береста, и, перекрестившись непослушной рукой, вышел прочь. Щербатской выглядел немногим лучше.

– Выходит, заговор? – негромко спросил он осматривавшего труп Жданова. Георгий Филимонович не ответил, целиком поглощенный изучением тела. – Кто-то вознамерился расстроить наши переговоры с далай-ламой… Но каков расчет! Тонко – россиянин бы такого не измыслил. Тут восточный ум видится.

Георгий Филимонович по-прежнему молчал, продолжая разглядывать покойного. Достав из пиджачного кармана пенсне и водрузив на переносицу, он с особым тщанием осмотрел кисти рук, лицо и шею убитого, а некоторые участки даже ощупал кончиками пальцев.

– Ты можешь определить время смерти?

– Аркадий Семеныч сможет. Я думаю, нужно опросить всех в консульстве – где были в момент убийства, что делали, кого видели. Не призрак же он: кто-то наверняка заметил постороннего человека…

В коридоре послышались шаги – к комнате приближалось не меньше пяти человек. Вскоре в проеме показались консул, Дашевич и несколько казаков, один из которых нес свернутые походные носилки. Видимо, слесарь уже успел сообщить о страшной находке.

– Федор Ипполитович, Георгий Филимонович, – сдержанным кивком приветствовал их Люба, – вижу, ваши подозрения целиком подтвердились. Это прискорбно. Что можете сказать?

– Пока немного, – поднял голову Жданов. – Убийца связал жертву, вставил в рот кляп, затем отрезал нос и оставил умирать. Смерть наступила, по всей видимости, от попадания жидкости в легкие. Говоря просто, Агафон Сурядов захлебнулся собственной кровью. Кляп мешал ему дышать ртом, а в месте среза имело место быть обильное кровотечение.

Консул повернулся к Дашевичу:

– А вы, Аркадий Семеныч, что скажете?

Медик озадаченно пожевал губами.

– Для установления причины смерти, – произнес он, – потребуется вскрытие. Но, предварительно, высказанное предположение вполне логично.

– Что странно, – продолжил Жданов, – в комнате нет следов борьбы. Да и на теле я не обнаружил синяков или ссадин. Выходит, что Сурядов добровольно дал себя связать. Я осмотрел тело на предмет инъекций – ему могли сделать укол морфия, например, – но здесь очень плохое освещение. Потребуется повторный осмотр кожной поверхности в прозекторской.