Глен Кук - Покоритесь воле Ночи
– Так я и думал. Идемте с нами. Или хотите верхом?
– Лучше пусть все думают, что я ваш пленник.
– Хотите, чтобы мои парни вас поколотили для наглядности?
– Можно так не усердствовать.
– Жаль, – рассмеялся Амбершель. – Хоть мы и не отдубасили эту ворону, я чувствую ваше неодобрение. Но вы же знаете: что бы мы ни делали, церковь задобрить нам не удастся. Так что, пока можно, помашу мечом.
Старик не ответил. Он знал, что следует возразить. Если множить зло, оно от этого добром не станет. Но Амбершель говорил правду: ничто, кроме разве что вмешательства самого чалдарянского господа, не помешает церкви учинить грандиознейшее в истории злодейство. Чем больше ходило разговоров о коннекском священном походе, тем больше слеталось стервятников.
Брату Свечке пришлось выдавливать из себя эти слова, но он все же сказал:
– Возможно, вы и правы, Бернардин. Может, нам следует сделать так, чтобы они не забывали: разорение Коннека ни к чему хорошему не приводит.
– Пойдемте, совершенный, а то прохожие уже гадают – пленник вы наш или приятель.
– Так, значит, это правда, – сказал Амбершель. – Вы действительно сбежали с побрякушками герцога Тормонда.
Рот у брата Свечки был занят – впервые за долгое время ему представилась возможность сытно поесть, но совершенный все же отвлекся на минутку и ответил:
– И вовсе я не сбежал. Меня Тормонд вынудил – не оставил выбора.
– Все это так глупо, что я, пожалуй, поверю. Лично не знаю старого Недотепу, но, наверное, именно так бы он и поступил, если б когда-нибудь на что-нибудь все же решился. Жаль, не прочитать теперь его письма.
– Жаль. Я все отдам вам – вы и думайте, как доставить это добро графу Реймону.
Амбершель рассмеялся своим, как он это называл, злодейским смехом:
– Нет уж, дедуля. Граф сейчас возле Вискесмента – придумывает, как бы насолить главнокомандующему, когда Безмятежный спустит того с цепи.
Совершенный покачал головой. Тут спорить бесполезно. Сотни раз доказывал он, что необходимо решить все мирным путем, но каждый раз мир был отвергнут.
– Думаете, они знают, что побрякушки у вас? – спросил Амбершель. – Те, в Каурене?
– Конечно знают. Зачем иначе им меня выслеживать?
– Ну, вы умеете вызвать расположение. Да и ваши проповеди.
Брат Свечка открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.
Бернардин Амбершель, известный громила и злодей, вдруг сделался проницательным и вдумчивым.
– К Реймону отправлены гонцы, – ухмыльнулся громила и злодей. – Сразу трое – хоть один уж точно доберется. Тут иногда творятся странные вещи. Особенно по ночам.
В своих странствиях брат Свечка почти не сталкивался с такого рода затруднениями, хотя слышал страшные рассказы деревенских. Прежний главнокомандующий избавил Коннек от могущественных Орудий, но мелких не тронул. А их все больше являлось с севера, из-за этого оживилась и исконная коннекская нечисть. Все без исключения Орудия, похоже, с радостью готовы были выместить зло на первом попавшемся смертном.
Такого не должно происходить. Обычно простых предосторожностей, которые предпринимал любой мало-мальски здравомыслящий человек, хватало, чтобы избежать рыскающих вокруг созданий тьмы. Этим предосторожностям люди выучились еще две тысячи лет назад.
– Давайте тогда я передам кому-нибудь все символы власти, – предложил брат Свечка. – Это бремя не для меня.
– О нет, брат. Держитесь. Я дурной человек, не стоит меня искушать. – Вид у Бернардина сделался тоскливый.
– Понимаю. Каждый знает предел своих сил.
В обмен на сокровища, что волею судеб оказались у брата Свечки, Бернардин мог с легкостью получить и титул графа, которым владел Реймон, и прощение всех своих грехов, да вдобавок и в лоно церкви бы вернулся.
– Я вас отправлю к Реймону.
– Нет-нет. Я почти так же стар, как скалы Коннека. И странствую уже целую вечность. Дряхлому псу нужно свернуться клубком у очага и вздремнуть. Несколько месяцев кряду.
– Как пожелаете.
– А где Сочия?
– В походе. Почти все время разъезжает с Реймоном, но, когда ей кажется, что он слишком мягок, она действует самостоятельно.
– Жутковато звучит.
– Все гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Гораздо хуже.
– Объясните.
– Ей начали слышаться голоса – советуют, как защитить Коннек, как расправиться с врагами. Реймон пытался сдерживать жену, но безуспешно. Сочия начала вербовать собственных сторонников. После каждой резни, учиненной среди захватчиков, к ней стекаются все новые юнцы. Она ведь еще и красавица к тому же.
– Значит, Реймон не может ее сдержать.
Свечка не удивился. Перед свадьбой он некоторое время заботился о Сочии Рольт. Упрямое и свирепое дитя. Ее приверженность к мейсальской вере выражалась лишь в том, что Сочия исповедовала равенство мужчин и женщин.
– Не может и никогда не мог. Непокорностью она его как раз и заворожила.
Брат Свечка согласился.
Граф Реймон видел в жене отражение себя самого… Жуть какая!
– Думаете, они начнут соревноваться друг с другом? Пытаясь выяснить, кто из них кровожаднее?
– Совершенный, так уже отчасти и происходит, – отозвался, мрачнея, Амбершель. – На прошлой неделе пришла новость: Сочия взяла приступом замок возле брода Суралерт. Пленила среди прочих дальнего родственника Анны Менандской и одного виконта, любимого в Салпено, а еще епископа, нескольких священников и дюжину членов Конгрегации. Рыцарей и дворян Сочия обезглавила – всех без исключения, церковников сожгла. Сама костер запалила. А вот простых солдат разоружила и отпустила под честное слово.
Брат Свечка закрыл глаза и покачал головой:
– Сочия, Сочия. Бернардин, я знал, что ее затронуло зло, но не знал, что все зашло так далеко.
– Брат Свечка, она пообещала их не трогать в обмен на сдачу за́мка, а затем нарушила слово. Заявила, что господь не гневается, когда нарушаешь слово, данное приспешникам ворога.
Церковники постоянно так делали.
– А члены Конгрегации казнили так называемых еретиков, когда сами захватили тот за́мок?
– Казнили. Двоих учеников-мейсалян. Всего двоих. Те не знали, что делать, когда угодили в плен. Гарнизон сдал за́мок без борьбы.
Бернардин рассказал брату Свечке, что Сочия умудрилась взять Суралерт, имея в распоряжении всего-навсего тридцать шесть человек, и только троих из них ранили. А обороняло за́мок восемьдесят четыре воина, и запасов им хватило бы месяца на два осады. Графиня казнила двадцать два пленника, а двадцать третий, епископ Моркант Фарфог, решил переметнуться к врагам…
– Фарфог? Тот самый Моркант Фарфог? Который вместе с Хейденом Бэком напал на Карон-анде-Лет? А после смерти Бэка возглавил наемников? Тот самый Моркант Фарфог – обладатель мерзких титулов, дарованных ему мерзкими владыками Арнгенда и патриархами?
– Хм… Да. Интересный поворот, правда? Он предал своих сторонников и стал обличать подлости Конгрегации. Ему ничего другого не оставалось, разве что сгореть заживо.
– Да, святой мученик Моркант. Я его хорошо знал, поделом ему. Вот только есть одно «но», Бернардин. Моркант Фарфог был архиепископом, и его убили в Кастрересоне, еще когда город занял старый главнокомандующий.
– Ой, наверное, я что-то перепутал. Или Сочия. Понял! Наверное, то был другой известный арнгендский пройдоха-епископ, Остин Ринпоче.
– Горбун? Но он ведь тоже когда-то тогда и погиб?
– Нет, это он, я уверен. Просто ошибся в первый раз. Для меня все арнгендские подонки-церковники на одно лицо. Точно, Ринпоче, известный глупец. Любимый глупец Анны Менандской. Она постоянно что-то ему поручала, а он постоянно все делал не так. Я слыхал, Анна подначивает Безмятежного, чтобы назначил новые места в коллегии: как-то же ей надо расплачиваться со своими прихвостнями.
– Назначать новые места в коллегии патриарх не может – это имеют право делать только принципаты. А они на такое не пойдут. У фиральдийцев и так слишком маленький перевес, а если Безмятежный перейдет дорогу империи, вообще никакого не будет.
– Тогда будем надеяться, что новый наш пастырь чем-нибудь оскорбит императрицу.
– Будем надеяться.
Брата Свечку пробрал озноб. Он не изучал церковную историю, но знал, что некоторые патриархи пытались повлиять на мнение большинства в коллегии, устраняя недостаточно лояльных принципатов в надежде заменить их своими сторонниками.
Бернардин Амбершель хотел, чтобы все считали совершенного пленником, а потому брат Свечка действительно оказался хоть и в не слишком строгом, но заключении. Он мог свободно разгуливать по графскому за́мку в Антье, но выходить на улицу ему запрещалось.
Трижды Бернардин брал пленников, признавшихся впоследствии, что их отправили вернуть символы власти, которые унес из Каурена старик. Охотились за совершенным уже всерьез.
Однажды утром вернулась Сочия Рольт и застала брата Свечку за завтраком. С тех пор как его подобрал Бернардин, прошло уже девять дней. Графиня успела умыться с дороги, но было понятно, что надолго она в за́мке не задержится. Сочия приложила палец к губам и дотронулась до уха, а потом махнула рукой, указывая на многочисленные тени.
