Алексей Атеев - Код розенкрейцеров

– Объяснять ваша прерогатива. Вот объясните вначале, зачем вам бумаги?

В этот кульминационный миг дверь жилища Коломенцева резко распахнулась, и на пороге возник историк Олегов. Присутствующие воззрились на него, что называется, в немом изумлении. Первым пришел в себя Коломенцев.

– А вот и главный свидетель явился, – иронически заявил он. – Теперь, как видно, предстоит очная ставка, и все должно проясниться.

Олегов, видимо, не ожидал увидеть в комнате своего соперника постороннего, тем более Жданко. При виде Валеры он несколько смутился.

– Да вы заходите, – поощрил его мукомол, – чего уж там…

Это «чего уж там» сыграло роль красной тряпки для быка. Историк рванулся вперед и с грохотом захлопнул за собой дверь.

– Итак, все в сборе, – подытожил Валера, – теперь можно и потолковать.

Нужно сказать, что историк в первую минуту после объяснения с женой хотел сломя голову бежать на квартиру к своему сопернику и бить ему морду, но, сойдя с пригородного поезда, он несколько изменил свои первоначальные планы и отправился домой. Там он помылся, переночевал, а уж утром отправился к мукомолу. Стоит также отметить, что Олегов все больше сомневался в целесообразности похода к Коломенцеву, справедливо полагая, что мордобитие и прочие подобные эксцессы – удел малокультурной части населения. Его также несколько смущало, что соперник лет на тридцать старше его самого. И хотя с детства Олегов не отличался особыми способностями в драке, драться со стариком казалось ему не совсем приличным. Однако когда он вспоминал Людмилу, ее слова, произнесенные на станции, ее потерянное лицо, ревность разгоралась в историке с новой силой.

Сейчас, застав у Коломенцева вовсе не нужного свидетеля, он вновь смешался, но уйти уже не смог.

– Вот, Егор Александрович, этот гражданин утверждает, – сказал Валера, указывая на Коломенцева, – что бумаги Пеликана у него похищены.

– Так это вы донесли на меня?! – в свою очередь воззрился на несчастного рогоносца Коломенцев. – Да вы подлец, батенька!

– Ах ты, мерзавец! – заорал Олегов. – Ловко! Я, значит, еще и виноват, Я, видите ли, доносчик, интриган? – И бросился на своего обидчика.

– Тихо-тихо, товарищи! – встал между ними Валера. – Что это вы?! Ни к чему, выясните отношения, когда меня здесь не будет. Сначала дело. В первую очередь меня интересует ситуация с дневниками Пеликана. Где они? Если их украли, то кто?

– Он все врет! – кричал Олегов – Бумаги, несомненно, у него. Где им еще быть. Этот человек, – он упер перст в мукомола, – вовсе не такой уж простой, каким пытается себя изобразить. Он – лгун, мерзавец, и к тому же ненавидит советскую власть.

– Неужели? – удивился Валера. – А это обвинение уже серьезное.

– Да! – горячо продолжил Олегов. – Именно ненавидит. Он мне сам говорил. И вопросы провокационные подкидывал. Для чего, мол, вдоль железнодорожного пути ставятся оградительные щиты, не для того ли, чтобы скрыть убожество нашего советского бытия.

– Вот даже как?! – изумился Валера.

– Именно так! Он – враг! Замаскированный! Хитростью выманил у меня дневники, проник в мою семью… – тут Олегов осекся.

– Продолжайте, – подбодрил его Валера.

– Одним словом, он – мерзавец, – подытожил историк. – Мне с первого раза не понравился. Хотя изображал из себя интеллигента. Ловко втерся в доверие. – Егор вскочил и забегал по комнате. – А что все это значит? Почему здесь такой беспорядок?

– Утверждает, что его ограбили, – пояснил Валера. – Мол, дело рук воров.

– Ограбили? Да вот бумаги Пеликана! – закричал Олегов. – Лежат на письменном столе! – он подскочил к столу, схватил тетради Пеликана и победно потряс ими в воздухе.

– Неужели? – удивился Жданко.

– Конечно! Уж мне ли не знать!

– Как же так, гражданин Коломенцев? – обратился Валера к мукомолу. – Используете масонские штучки, пытаетесь обмануть правоохранительные органы. Теперь-то и я вижу. Двурушничество налицо. Давайте сюда тетради, Егор Александрович. – Он поднялся. – Оставляю вас, – многозначительно произнес Валера. – Пока! А вы? – обратился он к Олегову. – Остаетесь?

– Нет. Я, пожалуй, с вами.

– Вот и правильно. – Валера презрительно посмотрел на Коломенцева. – С этим гражданином, пожалуй, лучше не оставаться наедине, еще, чего доброго, придушит.

Игорь Степанович поднялся.

– Зря вы это делаете, – совершенно спокойно произнес он, обращаясь к Валере.

– Что именно?

– Зря забираете дневники. Ничего хорошего они вам не принесут.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, за нас, – иронически сказал Жданко, – подумайте лучше о себе.

И гости мукомола удалились.

Оставшись один, Коломенцев неожиданно полностью успокоился и даже развеселился.

– С глаз долой, из сердца вон, – произнес он вслух, имея в виду тетради Пеликана. Неожиданно все случившееся предстало перед ним совсем в другом свете. – Черт с ними! Пусть эти дураки потешатся. Историка, конечно, можно понять. Прямо он не сказал, но, судя по возбужденному виду и ожесточенному выражению лица, он наверняка знает, что произошло между мной и Людмилой. – Мукомол усмехнулся. – Его можно понять. Что касается этого рыжеволосого парня, то, несомненно, он суетится исключительно от нерастраченного служебного рвения. Ну и пусть себе суетится.

И, покумекав еще немного, Коломенцев, насвистывая, стал наводить порядок. Казалось, вместе с тетрадками исчезла и вся мутная пелена, которая окружала его последние несколько дней. Из памяти как будто выветрились воспоминания про общение с семейством Десантовых, попытка самоубийства, события на мосту, и только образ старика-рыболова засел где-то глубоко внутри сознания и время от времени беспокоил, словно гнилой зуб.

Между тем Жданко и Олегов бок о бок шли по улицам Тихореченска. Оба испытывали удовлетворение. Валера от того, что все-таки нашел проклятые тетрадки, а значит, выполнил задание, с которым его прислали в этот занюханный городок, и теперь можно со спокойной совестью отправляться домой, в Москву, а Егор со свойственной ему педантичностью думал, что восстановил справедливость и помог отдать важные документы по назначению. Именно так он трактовал свое появление в доме Коломенцева. О поведении жены он старался не вспоминать, хотя в подсознании то и дело вспыхивало гаденькое удовлетворение – сумел отплатить старому козлу. Никаких угрызений совести историк не испытывал. На подлость, а, по его мнению, Коломенцев совершил подлость, нужно было отвечать подлостью.

– По-немецки исписаны, – констатировал Валера, на ходу перелистывая тетрадки. – Ничего, разберемся. А вы их читали?

– Читал, – сообщил Олегов, – ерунда какая-то. Мистика. Про неких детей, которых во время войны вывезли из Праги. А почему тетрадям придается такое большое значение?