Наталья Александрова - Легенда о «Ночном дозоре»

Его морщинистое лицо, тускло озаренное пламенем свечей, казалось вырезанным из темного дерева. Морщины на лбу пришли в движение, и старик проговорил:

– Мы продолжим. Карты сказали еще не все.

Он произнес несколько слов на древнем гортанном языке, на мгновение прикрыл глаза, сделавшись еще больше похожим на изваяние. Затем он открыл глаза, улыбнулся странной улыбкой и снова принялся тасовать карты.

Опять две стопки легли рядом на стол.

Но на этот раз две верхние карты из правой колоды раскрылись сами собой – третий аркан, Императрица, и восьмой – Правосудие.

Величественная женщина, восседающая на троне. Богатые парчовые одежды, золотая корона, символы власти в руках.

На второй карте – Фемида с весами в одной руке и карающим мечом в другой.

В комнате стало немного светлее.

Возле дальней стены возникли две светящиеся фигуры, словно облаченные в золотое сияние, – молодой красавец-лейтенант в нарядном желтом костюме, расшитом золотом, и маленькая женщина с личиком колдуньи и растрепанными волосами, облаченная в пышное золотистое платье…

– Вот как! – воскликнул Черный Человек. – Ты раскрыл сразу две карты, две свои самые сильные карты, старик? Но и это тебе не поможет!

Он произнес несколько непонятных слов, схватил верхнюю карту из левой стопки и бросил ее на стол.

Карта перевернулась, открыв тот же сгорбленный скелет, ухмыляющийся череп тринадцатого аркана…

– Одной и той же картой бьешь ты все мои… – негромко проговорил Авраам. – Одной и той же…

– Что делать, если она выпадает мне раз за разом, и если это – самая сильная карта? – словно эхо, откликнулся Черный Человек. – Все карты этой колоды трепещут перед ней! Кто устоит перед Смертью? Отшельник и Император, Папа и Маг, все в ужасе ждут ее! Ни Правосудие, ни Ангелы, ни Звезды заодно с Солнцем – ничто не устоит перед ее властью! Ну что, старик, ты смиришься, наконец, со своим поражением?

– Постой, – прервал его Авраам. – Разве ты не видишь, что на этот раз твоя карта не сыграла?

Мем удивленно взглянул на стол.

С раскрытыми картами ничего не происходило. Императрица и Правосудие взирали перед собой с прежним величественным спокойствием. И две золотистые фигуры возле стены ничем не выказывали страха или трепета.

Зато со скелетом на тринадцатой карте происходило что-то странное. Он дрожал, стуча всеми своими костями, словно чего-то или кого-то панически боялся. И ухмылка черепа была теперь не издевательской, а жалкой и напуганной.

– Что это? – раздраженно проговорил Черный Человек. – Старик, что ты затеял? Ты знаешь, что в этой игре нельзя передергивать!

– Нельзя, – кивнул Авраам. – Карты сами решат, как лечь! И мы с тобой здесь бессильны!

Вдруг третья карта с правой стороны слетела на стол рядом с первыми двумя, частично накрыв тринадцатый аркан Смерти.

На ней был нарисован человек в пестрых лохмотьях и дурацком колпаке.

Нулевой аркан. Безумец.

Скелет на тринадцатой карте задрожал еще сильнее и вдруг рассыпался на тысячу крошечных кусков.

В комнате стало светлее, и две сияющие фигуры у стены выступили вперед.

А позади них появилась третья фигура, неразличимая.

– Кто это? – в гневе выкрикнул Черный Человек, вскочив с кресла. – Кого это ты ввел в игру, старик, утаив его от меня?

– Ты проиграл, Мем, – отозвался Авраам, подняв голову и положив на стол тяжелые старческие руки. – Твоя единственная карта бита, а другой у тебя нет и не будет! А кто мой неизвестный игрок… со временем ты узнаешь!

Мем бросил на него полный ненависти взгляд, запахнулся в свой черный плащ и шагнул к двери.

– Помни! – бросил вслед ему Авраам. – Пока картина не покидает прежнего места – ты бессилен… Но даже если это произойдет, если она отправится в путешествие – ты видел мои карты и знаешь, что тогда произойдет!

Свечи на столе запылали гораздо ярче. Золотистые призраки у стены растаяли, как тает туман на рассвете. Только резные маски зверей и мифических чудовищ проводили Черного Человека скрипучим издевательским смехом.

Этот район редко посещали туристы. Мрачные приземистые дома занимали, должно быть, какие-то склады, по крайней мере, вид у них был совершенно нежилой. От грязного канала, по которому плыли апельсиновые корки, пустые пластиковые бутылки и прочий мусор постиндустриальной эпохи, поднимался клочьями серый зловонный туман, с которым не мог справиться неяркий солнечный свет, время от времени пробивавшийся в разрывы туч.

Многие из зданий на этой улице явно в ближайшее время должны были пойти на снос – все жители заблаговременно выехали из них и вывезли свои вещи, и даже окна были по большей части разбиты.

Таким оказался и нужный дом под шестнадцатым номером – пустой, с выбитыми окнами и болтающейся на одной ржавой петле обшарпанной дверью.

Старыгин осторожно толкнул эту дверь и вошел внутрь.

Он оказался в полутемном захламленном холле. Под ногами хрустели битые стекла и белели клочки разорванных бумаг. В проемы выбитых окон лился тусклый сероватый свет, и в потоках этого света кружились столбы пыли.

В дальнем конце холла послышался какой-то шорох.

Старыгин вгляделся в темный угол и увидел крупную крысу, которая сидела на задних лапах, поводя носом, и удивленно разглядывала человека, вторгшегося в ее владения.

Старыгин поднял с пола пустую картонную коробку и запустил в крысу. Однако наглый грызун не принял эту угрозу всерьез и не спеша удалился по своим неотложным делам, сохраняя достоинство и аристократическое высокомерие.

Старыгин медленно пересек мрачное пустое помещение. Перед ним оказалась полукруглая арка, за которой начиналась ведущая вниз крутая лестница. Дмитрий Алексеевич начал медленно спускаться по ней.

Снизу тянуло сыростью и холодом. Казалось, он спускается в глубину кладбищенского склепа, больше того – спускается в глубину времени, в глубину далекого прошлого. С каждым шагом вокруг становилось все темнее. К счастью, Старыгин догадался взять с собой фонарь, и теперь он светил на выщербленные ступени перед собой, иначе наверняка переломал бы ноги.