Наталья Александрова - Легенда о «Ночном дозоре»

Наталья Александрова

Легенда о «Ночном дозоре»

– Кто он, знахарь иль картежник,

Что не гасит ночью свет?

– Капитан мой! То художник,

И клянусь, чуднее нет.

Никогда не знаешь сразу,

Что он выберет сейчас:

То ли окорок и вазу,

То ли дерево и нас.

Не поймешь по правде даже,

Рассмотрев со всех сторон,

То ли мы – ночная стража

В этих стенах, то ли он.

Лидия Александровна на секунду прикрыла глаза.

Конечно, это был непорядок, так делать не полагалось, но от бесконечно перемещающихся, перемешивающихся, мелькающих перед ней человеческих лиц у нее начала кружиться голова.

Сегодня в Эрмитаже было немыслимое столпотворение, особенно здесь, где ей пришлось дежурить, – в Николаевском зале.

Еще бы, у них открылась выставка одной картины – и какой картины! Едва ли не самого знаменитого полотна в Европе, прославленного «Ночного дозора» Рембрандта!

Это была настоящая сенсация!

«Ночной дозор», ни разу не покидавший амстердамского Рийксмузеума, неожиданно совершил грандиозный тур по нескольким городам Европы. Так решено было отметить четырехсотлетний юбилей его создателя, Рембрандта Харменса ван Рейна. Мадрид, Флоренция, Прага и, наконец, Санкт-Петербург…

Понятно, что сегодня, в первый день экспозиции, в музее не протолкнуться.

Лидия Александровна открыла глаза.

Мелькание человеческих лиц становилось почти непереносимым.

Из ровного, монотонного гула приглушенных голосов выделялся голос дамы-экскурсовода:

– Название «Ночной дозор» закрепилось за этим шедевром Рембрандта только из-за того, что в течение многих лет картина покрывалась копотью от камина в зале заседаний военной корпорации Амстердама. В действительности дело на картине происходит днем, и первоначально она должна была называться «Отправление в дозор отряда стражников во главе с капитаном Франсом Баннингом Коком и лейтенантом Виллемом ван Рейтенбюрхом». Только после реставрации, выполненной в 1889 году, проявился первоначальный цвет картины и стал понятен замысел Рембрандта…

Служительница потерла виски, повертела головой. Ей неожиданно стало тяжело дышать, воздух музейного зала сделался густым и плотным, как болотная тина.

В углу зала стоял парень из музейной охраны, он лениво посматривал на толпу и время от времени что-то говорил в черную коробку переговорного устройства.

Лидия Александровна постаралась взбодриться, взять себя в руки.

Мальчик лет восьми чересчур близко подошел к картине, и служительница строго прикрикнула на него.

Дурнота не проходила, и к ней добавилось неприятное чувство, что сейчас что-то произойдет.

У нее не бывало прежде никаких предчувствий, воспитанная в строгом материализме женщина относилась ко всякой мистике неодобрительно и сейчас постаралась отбросить это недостойное ощущение.

Для верности она достала из кармана пузырек с лекарством, вытряхнула на ладонь маленький белый шарик и положила его под язык…

И в эту секунду произошло то, чего она больше всего боялась, то, что иногда она видела во сне.

Из беспокойного моря человеческих лиц выделилось одно – белое, как гипсовая маска, с бездонными черными зрачками, расширенными, как два окна во тьму.

Не сразу Лидия Александровна поняла, что лицо это – женское.

Она почувствовала только, что дурное предчувствие сейчас станет реальностью.

Нужно было что-то делать, как-то предотвратить надвигающийся кошмар, но на нее вдруг словно навалилась бесконечная свинцовая тяжесть. Она не могла шевельнуться, не могла отвести взгляда от белого безумного лица…

Страшные сны Лидии Александровны становились реальностью.

Она часто слышала от старых сотрудников музея о том, как двадцать лет назад, в 1985 году, маньяк пронес в зал Рембрандта склянку с кислотой и нож. Он спросил служительниц, какая из картин самая ценная в зале, и ничего не подозревающие женщины указали ему на «Данаю».

Маньяк подскочил к картине, выплеснул на нее кислоту и нанес холсту, как живому человеку, несколько ударов ножом.

Лидия Александровна представляла себе чувства тех сотрудниц, на чьих глазах произошла та давняя трагедия, представляла, что они должны были испытывать, глядя, как на их глазах погибает мировой шедевр…

И вот сейчас то же самое происходит с ней!

Женщина с неподвижным белым лицом вырвалась из толпы и шагнула к картине.

Шарик лекарства под языком начал делать свое дело, Лидия Александровна вздохнула и словно сбросила с себя заклятье. Она закричала и бросилась наперерез маньячке.

В руке незнакомки мелькнуло что-то узкое, блестящее.

К крику служительницы присоединились десятки голосов, но испуганные посетители шарахнулись в стороны, расчищая путь преступнице. Только Лидия Александровна двигалась ей наперерез.

Из угла зала побежал плечистый парень в черном костюме, но он был еще слишком далеко.

Лидия Александровна споткнулась, но устояла на ногах.

Преступница налетела на нее, попыталась оттолкнуть, взмахнула рукой с ножом. Она дотянулась до картины, вонзила нож в холст…

Но как раз в эту секунду охранник подбежал к ней, заломил руку за спину и что-то истошно закричал в свой переговорник…

Трель телефонного звонка раскатилась по комнате на тысячи маленьких колокольчиков, подобно ртути из разбившегося градусника. Телефон звонил раз, другой, третий, однако человек, сладко спавший на широкой деревянной кровати, даже не пошевелился. Тогда крошечные колокольчики снова собрались в один большой звонок, как ртуть собирается в шарик под веником хозяйки, и он зазвенел с удвоенной силой. Человек пошевелился, закрыл голову подушкой и затих. Но звонок проникал всюду, так что через некоторое время из-под подушки раздался полный муки стон, который совершенно не разжалобил проклятый аппарат. Наконец послышался обреченный вздох, и одеяло зашевелилось. Но вместо человеческой руки показалась рыжая пушистая кошачья лапа. Лапа поиграла когтями, потом показалась вторая, а после – совершенно разбойничья усатая морда. Кот внимательно оглядел комнату, недовольно покосился на истерически трезвонивший телефон, распушил усы и вылез на поверхность. Кровать была широкой, так что хватило места улечься на спину и подрыгать в воздухе всеми лапами. Человек под одеялом недовольно хрюкнул и закутался поплотнее. Телефон не умолкал, хоть тембр звонка изменился – похоже, аппарат сорвал голос. Кот перевернулся на живот и стал точить когти об одеяло.

– Василий, прекрати немедленно! – тотчас раздался сердитый окрик, и хозяин сел на кровати.