Лорел Гамильтон - Пляска смерти

Натэниел шевельнулся, и я повернулась было к нему, но львица зарычала на меня, полоснула когтем изнутри — дала мне понять, что ей нужны мои глаза, а леопарды ее не интересуют. От боли меня скрутило спазмом. Я частично исцелилась тем, что сделала с Натэниелом, но это одно движение показало мне, что исцелилась не до конца — еще есть раны там, где их никак не забинтовать. Отчасти мне хотелось воспротивиться ей и повернуться к Натэниелу, но я знала, что тогда будет хуже. Секунду я боролась с собственным упрямством, закрыв глаза и сосредоточившись, пытаясь решить, достаточно ли я взрослая, чтобы уступить в этой мелочи, или же мне всегда надо побеждать. Если я покажу львице, что она может мною вертеть, не создаст ли это плохого прецедента? Но тут пришла мысль, что львица — это я. Я борюсь с собой. Очень по-фрейдовски — или по-юнговски? Как бы там ни было, но странно себя веду.

Мысль была настолько моя, что у меня глаза открылись. Куки стоял перед кроватью, опустив руки. Лицо его было полно ожидания, но настороженное, будто он был готов, что может что-то обломаться. Синие волосы на макушке примяты, как будто он спал, когда я его позвала. Глаза синие-синие, смотрят прямо на меня. На левом плече татуировка: лица Берта и Эрни. Тема обозначилась ясно.

— Еще татуировки есть?

Он ухмыльнулся:

— Хочешь посмотреть?

— Не знаю, — ответила я.

— Ты меня звала, — сказал он, и голос его стал тише, будто он не до конца понимал, что происходит, а теперь уже и не знает, хочется ли ему здесь быть. Хотя бы осторожен — это понравилось кошке у меня в голове.

— Ей нужно передать тебе своего зверя, — сказал Мика.

Куки повернулся к нему, наморщив брови:

— Не понял. — Ноздри его раздулись, он понюхал воздух. — Она пахнет львом, но раньше она пахла леопардом. И волком тоже. — Он покачал головой, будто избавляясь от запаха, чтобы прочистить мысли. Посмотрел на меня, все так же морща брови, тихо спросил: — Кто ты?

Правдивым был бы ответ «сама не знаю», но в этой комнате сейчас были не только друзья. Октавий, если бы мог, стал бы врагом. Я собиралась сказать какую-нибудь полуправду, когда Жан-Клод шагнул вперед.

— Ma petite, очевидно, обладает способностью приобретать зверей тех вампиров, с которыми входит в тесный контакт. Я знал, что она получила от меня волка, как бывает у слуг. Леопард ей достался от контакта с другим вампиром. Может быть, близость с твоим мастером дала ей льва.

Не ложь, но уж наверняка не полная правда. Но я ничего лучшего предложить не могла бы.

— Тогда она очень опасна, — сказал Октавий от двери.

Они с Пирсом все еще держались к двери поближе, будто чтобы быстро сбежать.

— Да, она весьма сильна, — согласился Жан-Клод.

— Опасна, — повторил Октавий. — Знают ли другие мастера, чем рискуют? Что их зверей соблазнят и уведут к тебе, Жан-Клод? Или, быть может, мы первые ваши жертвы?

Жан-Клод вздохнул; этот звук отдался эхом от стен, погладил меня. Львица заметалась, зарычала глубоко и низко, звук этот вырвался у меня из губ.

— Перестань, — сказала я.

— Мои извинения, ma petite. — Он повернулся к Октавию: — Установим между нами истину, Октавий, пока ты не стал думать о нас еще хуже. Я тебя давно знаю, и слухи ты пойдешь распускать. Так вот я говорю тебе правду и буду знать, если ты ее разгласишь, потому что никто, кроме тебя, этого не сделает.

— Я не сплетничаю.

— Ты всегда был сплетником. Так вот у Аниты — четыре разных типа ликантропии в крови.

— Это невозможно.

— Как невозможно иметь слугу-вампира или подвластного зверя, который неподвластен мне. Но это все так.

— Вести про слугу-вампира доходили до нас, но мы сочли их слухами.

Жан-Клод покачал головой:

— Огюстину хватит сил увидеть правду. Когда он увидит Аниту с Дамианом, он ее так и так узнает. Я тебе просто сообщаю на одну ночь — то есть на один день — раньше.

Сказал он это так, будто на минуточку забыл, что остался на ногах на рассвете. Не забыл, конечно.

— Я свидетельствую, что человеческие врачи взяли у нее кровь и исследовали. Она — носитель более одного штамма ликантропии, но не перекинулась еще ни разу. Зверь в ней есть, но превращаться она, очевидно, не умеет. Эти звери пытались из нее сегодня вырваться, и все же она не может перекидываться.

— Она застряла на точке, когда зверь пытается выбраться наружу, а ты не знаешь, как его выпустить, — добавил Мика.

— Ой-ой! — сказал Куки и посмотрел на меня с сочувственной улыбкой. — Несладко тебе пришлось.

— Ты себе и представить не можешь, — ответила я.

— Может, — проворчал рядом со мной Натэниел.

Двое оборотней переглянулись — долгий оказался взгляд.

— Да, я помню свой первый раз. Все мы помним.

— Она сопротивлялась, и процесс застыл посередине.

Он уставился на меня, прищурясь.

— Не может быть. Такого никто не может.

— Не надо недооценивать упрямство Аниты, — сказал Ричард от дальней стены. — Иначе можешь сильно пожалеть.

Я посмотрела на него. Он взял себе одно из кресел возле камина, сел как можно дальше от кровати. Почти весь он был в тени, лица не разглядеть. А может, я и не хотела сейчас видеть его лицо.

— Не путай силу воли с упрямством, — сказал Мика. — Есть разница.

— По мне — одно и то же, — возразил Ричард.

— По тебе — да, — согласился Мика.

Низкое рычание донеслось от Ричарда и отдалось эхом в комнате, как до того — вздох Жан-Клода. Этот звук заставил меня поежиться, и не от обещания секса, он полыхнул по мне жаром, и львица отреагировала. Она влилась в меня изнутри, как раньше леопард, а до него волк, и я вдруг забилась на кровати с воплем. Я не хотела, чтобы было больно, но волчицей мне не хотелось быть, а львицей — тем более. Я даже городского прайда толком не знаю, блин! Если меня в человечьей шкуре удержала только сила воли, то сейчас она заканчивалась. Я проигрывала битву и не хотела этого.

Я потянулась к Куки, он схватил мою руку почти рефлекторно, я дернула его на себя, и он не стал упираться. Мог бы, но не стал, и лег на меня сверху, а львица рвалась наружу, вытягивалась, тянулась, неимоверно большая, пыталась выпустить когти сквозь мои пальцы. Выйти она не могла, но эти метафизические когти рвали мне кожу изнутри. Вопя от боли, я подняла руки, притянуть льва к себе, и под ногтями была кровь. Господи, помоги мне!

Издалека донесся голос Куки:

— Что мне делать?

— Поцелуй ее, — сказал кто-то.

Он меня поцеловал, и когда его губы коснулись моих, я отпустила львицу. Отпустила ее врезаться в него. С Натэниелом я пыталась зверя слегка удержать, но моя способность контроля на сегодня кончилась.