Татьяна Корсакова - Музы дождливого парка

Даже то, что от руки Акима Серова страдали совершенно невиновные люди, можно понять. Ната любила своих дочерей и своих внуков, смерть любого из них причиняла ей нестерпимую боль. Что сделали с некогда рафинированным и утонченным человеком лагеря, в кого превратили, можно только догадываться, но, судя по всему, новый Аким Серов не щадил никого: ни бывшую жену, ни родную дочь, ни внучку. Особенно внучку! Теперь все стало на свои места, и покушение на Марту обрело наконец смысл. Марта ошибалась, у нее был наследник. После ее смерти все досталось бы ее родному деду, Акиму Серову.

Непонятным оставалось только одно. Тогда, в далеком восемьдесят четвертом, Ната наверняка знала, кого нанимает на работу. Знала и не побоялась мести. Что это, чувство вины или холодный расчет? Хорошо это или плохо, когда враг всегда рядом, всегда на глазах? Кто знает, какие узы и какие цепи связывали ее с бывшим мужем. Кто знает, почему она позволила Акиму Серову убивать…

— Лысый, спасибо! Ты даже не представляешь, что нарыл. — Арсений похлопал друга по плечу, бросил нетерпеливый взгляд на часы.

— Ну, отчего же не представляю?! — Друг расплылся в довольной улыбке. — Очень даже представляю. Это бомба, Крысолов, настоящая бомба! Ты только теперь осторожно, смотри, чтобы она не рванула прямо у тебя в руках.

— Не рванет. Предупрежден — значит вооружен!

Теперь, когда почти все стало на свои места, будущее уже не казалось таким беспросветным, как раньше. Ему еще предстояло разобраться с Мартой, но это потом, после того как будет нейтрализован Аким Серов. Арсений смутно представлял себе, как именно нейтрализует садовника, но точно знал, кто станет следующей жертвой Акима, если он не поторопится.

Телефон Марты молчал. Молчал, когда Арсений садился в машину, молчал, когда он, рискуя попасть в аварию и не обращая внимания на темноту, до упора выжимал газ, молчал, когда внедорожник с раздраженным ревом замер на подъездной дорожке у дома.

Не нужно было оставлять ее одну! К черту важность и конфиденциальность! Марта должна была находиться с ним. Уже ни на что не надеясь, Арсений набрал наизусть выученный номер, всмотрелся в утопающий в темноте дом, лишь кое-где подсвеченный льющимся из окон электрическим светом. Окна Мартиной комнаты были черны. Вот и верь после этого женским обещаниям…

Грим, сидевший спокойно у его ног, вдруг заволновался, тихо зарычал.

— Что там? — Арсений ухватил пса за ошейник.

— Это я. — Темнота сначала сгустилась, а потом превратилась в тонкую женскую фигуру. Марта!

— Я велел тебе сидеть дома! — Арсений и сам не знал, какое из двух чувств, его одолевающих, сильнее: облегчение или злость. — Почему ты не отвечала на звонки?

— Прости. — Она подошла почти вплотную, опасливо покосилась на неспокойно переминающегося с лапы на лапу Грима. — Арсений, я теперь все знаю. — В молочном свете луны ее лицо казалось бездушной маской, на которой живыми оставались только глаза, а призрачная диадема над ее головой тревожно вспыхивала кровавыми сполохами. — Нам нужно поговорить.

Да, им уже давно нужно поговорить.

— Пойдем в дом, Марта. — Он хотел было взять ее за руку, но она отшатнулась, в нетерпении повела плечами.

— В дом нельзя, — сказала шепотом. — Пойдем, я должна тебе кое-что показать.

— Куда?

— В павильон. — Марта отступила на шаг, поманила за собой.

Значит, в павильон? Ну что ж, пусть павильон не самое уютное место в поместье, но уж точно не самое опасное. К тому же у него самого есть кое-какая так и не реализованная идея…

— Секунду. — Арсений заглянул в салон машины, с заднего сиденья взял флейту.

— Зачем тебе? — В темноте он почти не видел лица Марты, только слышал ее охрипший от волнения голос.

— Хочу проверить одну догадку. — Разговор с невидимой Мартой вызвал странное чувство, словно Арсений разговаривал не с живым человеком, а с тенью. — Ты не волнуйся, тебе ничто не угрожает.

— Я не волнуюсь, просто все это очень странно и неожиданно. Обещай, что выслушаешь меня, что не станешь перебивать, даже когда решишь, что я сошла с ума.

— А ты сошла с ума? — поинтересовался он, доставая из футляра флейту.

— Нет, но после того, что я тебе расскажу, ты можешь так подумать.

Наивная! Она до сих пор считает, что человека, общающегося с призраками, можно еще чем-то удивить…

Подсвеченный лунным светом павильон сторожевой башней возвышался над старым парком, дверь его была гостеприимно распахнута. Когда Марта шагнула на крыльцо, Арсений сжал ее руку, сказал шепотом:

— Я первый, если не возражаешь.

— Там никого нет. — Бледных губ коснулась горькая усмешка. — Никого, кроме них, но они никому не смогут причинить вреда.

— Музы? — спросил Арсений, уже заранее зная ответ.

— Музы. — Марта отстранилась, первой переступила порог. — Бояться нужно не их, я теперь точно знаю.

Каменные статуи обступили обоих безмолвной толпой, стоило только оказаться внутри павильона. В скудном свете фонарика даже насмешливая Урания выглядела грозной воительницей, а у ее мраморных ног, так же как и прошлой ночью, лежали лилии.

— Это Аким приносит ей цветы, — сказала Марта шепотом. — Каждую ночь свежий букет. Ты знаешь, Ната очень любила лилии. Она любила, а я их ненавижу, они пахнут смертью. Иди сюда. — Она поймала Арсения за рукав, потянула за собой к центральной колонне. — Когда ты спросил, где Макс мог прятать наркотики, я кое-что вспомнила. Он как-то обмолвился, что устраивать тайники лучше всего в том месте, которое все обходят стороной. Здесь есть только одно такое место. — Она присела на корточки перед колонной, в темноте что-то щелкнуло, и луч фонарика высветил образовавшуюся в основании колонны нишу.

— Это и есть тайник? — спросил Арсений.

— Да. Ты можешь проверить, он не пустой.

Тайник и в самом деле не был пустым. В коробке из-под обуви Арсений нашел аккуратно расфасованные пакетики с белым порошком. Похоже, про тайник Макса догадалась не только Марта, но и Эдик. Или не только догадался, но еще и воспользовался его содержимым?

Под руку с утробным рыком поднырнул Грим. Арсений едва успел поймать его за ошейник.

— Что такое, друг? Ты что-то почувствовал?

— Да, он почувствовал. — На плечи легли прохладные ладони Марты, едва ощутимо пробежались по шее и затылку. — У тебя очень необычный пес. — Марта взъерошила его волосы и спрятала руки в карманы куртки. — А ты сам ничего не чувствуешь, Арсений?

Он не чувствовал. Не чувствовал ровным счетом ничего. Ну, разве только исходящий от колонны холод. Что означает этот холод, он мог только догадываться.