Александр Варго - Дикий пляж

После этого начался вообще кошмар. Как в плохом кино, я видела, как незаметно покинула дом тогда, когда исчез Дэн. Был жуткий секс с ним, доставивший мне неземное наслаждение. Потом я убила его, как самка паука своего любовника, и подвесила, будто воблу на солнце. Вместе с тем появился голод, который нельзя было ничем заглушить. Я приготовила таз с ножом, но начало светать… и ночью я выкопала его тело… Никто ничего не видел, когда я, вымыв руки от земли, вернулась и легла рядом с Димой. Клим… с ним пришлось повозиться. Ира… мне помешали Виталий с Димой, правда, я съела самое сладкое… Игорь… после него я насытилась, но ненадолго. Вит… Там, в трясине, дремлет Божество. И теперь Его частичка здесь, прячется рядом с моим сердцем.

Я подскочила на кровати, будто меня ударило током. Из груди рвался животный вопль. Я с надеждой посмотрела на луну. То же цыганское лицо, изжеванное временем.

«Сейчас», – прокаркало оно и исчезло. В окно равнодушно светила обычная луна, но я-то знала, что время пришло. О да. Я избранная. Я иду к тебе, любимый. И у меня есть для тебя сюрприз. В моей духовочке печется пирожок, наш общий пирожок.

Я села на кровати, свесив ноги на пол.

Я уже лег спать, когда зазвонил телефон. Кто бы мог звонить в такое время? Неужели моя персона кому-то интересна?

Оказалось, да.

– Дима, – послышался в трубке голос, и понял, что это снова отец Оли. Только голос был каким-то странным.

– Чего тебе еще нужно? – рявкнул я.

– Оля… позвонили из больницы… – Из трубки донеслись квакающие звуки, и я закричал:

– Что случилось?

– Ее нет, она исчезла. Два санитара убиты, а ее палата пуста.

– Это правда? – прошептал я.

– Да. И еще. Я должен был сказать тебе раньше. Ольга беременна.

Неожиданно связь прервалась, и я медленно повесил трубку в надежде, что он перезвонит. Не перезвонил.

У меня будет ребенок? Мой ребенок?

Потом я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, было около двух ночи. Из болтающейся трубки нудно слышалось: ТУ-ТУ-ТУ-ТУ!..

Я вполз на четвереньках в кухню и достал из холодильника бутылку водки. Она была почти полная, вчера я выпил только одну стопку. Я вспомнил, как звонил на днях Дэну, чтобы пригласить его отметить со мной мое возвращение домой, но его не оказалось дома. Трубку подняла какая-то женщина. Она заплакала и сказала, чтобы я никогда сюда не звонил. Странно.

Открыв бутылку (какая она холодная!), я одним махом выпил почти половину. Отшвырнул ее в сторону. Пополз в коридор.

Я стал раздеваться.

(прошлое тянет к тебе руки мертвецов)

(чтобы понять живых, нужно общаться с мертвыми)

Какие занятные были каникулы.

Я скинул с себя одежду и пополз к ванне. По дороге меня вырвало.

(Пенумбра Фаргаде)

(ты любишь?..)

Ольга. Ребенок.

Волочась мимо своей комнаты, я услышал скрип.

Кто там?

Заглянув в комнату, я увидел, что дверца моего шкафа приоткрыта. Я никогда не оставлял ее открытой. Внутри шкафа слышалась какая-то странная возня. Словно кто-то очень долго сидел в неудобной позе, ожидая меня, чтобы преподнести приятный сюрприз (а вот и я!), и у него затекли все конечности, и теперь неловко ворочается в моем шкафу, чтобы принять более удобную позу…

«Знал девчонку я, друзья. Ольгой ее звал я. Я прошел бы семь морей, чтоб обнять ее скорей. Тутти-синди, тутти-на, дайте мне стакан вина…» Запахло тиной.

Я зашел в ванную и включил душ.

Снаружи послышался звук сирены и визг тормозов.

Когда ванна наполнилась, я с наслаждением окунулся в теплую воду.

Скрипнула дверь. Кто там еще? Я очень занят.

В коридоре послышался хлюпающий звук, словно в слякоть упал камень.

Господи, прости меня.

Я закрыл глаза, как вдруг мои ноздри уловили знакомый запах.

Запах диких таинственных лесов,

(болота)

заброшенных в далеких горах, который я всегда буду помнить.

Буду помнить всегда.

В коридоре раздались шлепающие шаги, словно кто-то мокрый очень медленно продвигается к ванной. Запах водорослей. Я знаю, кто это. Поэтому я и оставил открытой дверь ванны.

В дверь кто-то позвонил. Трели звонка раздражали.

(ты любишь, ты любишь?)

(да, я люблю тебя больше всех на свете…)

В дверь начали стучать.

Я чувствовал, как губы мои раздвигаются в разные стороны, образуя на лице широчайшую в мире улыбку. По подбородку потекло что-то теплое.

Дверь ванной приоткрылась. Улыбка не сходила с моего лица.

В тесной каморке местного РЭУ, на двери которой висела табличка «Для технического персонала», сидели двое. Рабочий день закончился, но уходить домой не хотелось, и парочка решила уединиться, тем более их общество скрашивала только что початая бутылка «Столичной».

– Ну что, Васильевна, давай за нас… Охх-хорошо… – Опрокинув стакан с водкой, усатый мужчина лет пятидесяти с испитым лицом закусил заветрившимся куском колбасы.

Сидящая напротив него толстая неряшливого вида женщина в замызганном халате кивнула и последовала его примеру. Ее отекшее лицо и сизый нос в голубоватых прожилках также говорили о многолетней безуспешной борьбе с зеленым змием.

– Ох, устала я сегодня, Семен, ноги ломит, прямо напасть какая… – сказала женщина. – Не справляюсь я уже…

– Ладно тебе, не прибедняйся. – Мужчина прикурил мятую папиросу. – Я сегодня тоже полдня дерьмо прочищал – накидали в сортир затычек с прокладками, мать их ети, а ты чисть! – проговорил он, но в голосе его не было злобы, скорее усталость и безразличие.

– Митрич недоволен был, сказал, что медленно все делаю, – словно не слыша собеседника, продолжала уборщица. – А что я? А, Семен?

– Прекрати ныть! Налей лучше, – пробурчал слесарь.

Толстуха с готовностью плеснула сначала себе, затем мужчине. Не чокаясь, они выпили и снова погрузились в молчание.

– Семен, – наконец нарушила тишину женщина. – А чевойт к нам опять сегодня журналюги приезжали, а?

Мужчина зло сплюнул.

– Надоели хуже редьки, козлы.

– А чево они хотели-то? – не отставала толстуха. Привычным движением она вновь наполнила грязные стаканы.

– Хотели? – Семен взял стакан и посмотрел сквозь него на тусклую лампочку, освещавшую каморку. – А все про того парня спрашивали, из 45-й квартиры. Помнишь, Димка Стропов?

Уборщица, соглашаясь, кивнула.

– Давай, чтоб парень нашелся… – негромко проговорил слесарь и выпил. Лицо его еще больше раскраснелось.

– Семен, ты чевойт торопишься куда, а? – недовольно спросила женщина. – Я так быстро не могу… Так его не нашли, што ли? Димку-то?

– Нет. И не найдут. – Слесарь выудил из мутной банки соленый огурец и захрустел им.

– Это почему? – Рука со стаканом замерла в сантиметре от разинутого рта толстухи.

Мужчина усмехнулся и стряхнул пепел с папиросы:

– Ты выпей, а то по трезвости испужаешься.

Уборщица вздохнула и залпом выпила. Поморщилась, замахала перед ртом руками:

– Ох и злющая… Рассказывай. – Она требовательно посмотрела на Семена.

– А чего рассказывать-то, – пробурчал тот. Он все постукивал ногтем указательного пальца по папиросе, хотя уже было явно видно, что пепла на ней нет. – Зовет меня значит, Максимовна, мол, боюсь, дверь у меня там изнутри заперта, а там сын вроде… Ну, я инструмент взял и за ней. Дверь открыл быстро – там замок неважнецкий.

Язык Семена постепенно заплетался все больше. Нетвердой рукой он разлил остатки водки по стаканам. Толстуха жадно слушала, приоткрыв рот.

– Входим, значит, в квартиру, и чувствую – вонь стоит, будто во всем доме стояки прорвало. Только в ихней квартире с канализацией все в порядке. Я однажды там ремонтировал шаровой кран…

– Семен, да что ты все про трубы свои, будь они неладны? – не выдержала женщина. – Ты давай говори, что дальше-то было.

Слесарь поднял стакан и зачем-то понюхал его.

– А дальше, Васильевна, я вот что тебе скажу. Только смотри, не скажи кому, а то я тебя в канализации утоплю! – пригрозил он.

– Вот те крест, – быстро перекрестилась толстуха.

Семен строго глядел на нее покрасневшими глазами.

– Ну ладно, – смягчился он. – Димки там не было, это знаешь и ты. Другое странно. Приехала мать его, Максимовна. Она облазила все углы и сказала, что вещи парня на месте.

– И чево? – округлившимися глазами смотрела на слесаря уборщица.

– Чего-чего… А того, что не мог он без порток на улицу выйти, даже если по трубе водосточной, понятно?

– Ох, Семен, – прошептала она.

– Вот тебе и Семен. Но и это не главное, Васильевна. В коридоре мы с Максимовной увидели следы. Будто кто по грязи босым лазил, а потом в квартиру пришлепал.

– Господи, чьи следы-то? – побледнев, спросила женщина, отодвигаясь назад.

– Не знаю, – слесарь задумчиво покрутил пожелтевший от никотина ус. – Похожи на девичьи, такие узенькие, аккуратненькие… Я говорю Максимовне: «Не надо вытирать, пущай милиция разбирается», а она: «Нет, не могу, когда в доме грязно!», а у самой лицо белое, губы трясутся, того и гляди заплачет. Вот так! – С этими словами Семен опрокинул в себя остатки водки.