Стивен Кинг - Худеющий

Застреленный насмерть человек был найден прошлым вечером в подвале многоквартирного здания на Юнион-стрит и опознан, как крупный гангстер Нью-Йорка. Ричард Джинелли, известный в криминальных кругах под кличкой «Ричард Молоток», представал перед судом трижды: за рэкет, распространение наркотиков и за убийство. Совместное расследование дела Джинелли со стороны государственных органов и ФБР было прекращено в 1981 году после насильственной смерти нескольких свидетелей.

Источник, близкий к генеральному прокурору штата Мэн сообщил прошлой ночью, что идея гангстерской разборки возникла еще до того, как труп был опознан в связи со странными обстоятельствами убийства. Согласно этому источнику, кисть одной руки была у Джинелли оторвана, а на лбу было написано слово «свинья».

Джинелли, судя по всему, был застрелен тремя выстрелами из крупнокалиберного оружия. Однако специалисты по баллистике до сих пор не сообщили своего мнения на этот счет, сказав только, что и здесь все «выглядит необычно».

Сообщение было напечатано на первой полосе бангорской «Дейли Ньюс», которую Билли Халлек купил утром. Он вновь просмотрел сообщение, поглядел на снимок здания, в подвале которого был обнаружен его друг, затем сложил газету и сунул в мусорный ящик, на котором под гербом штата Коннектикут было написано: КЛАДИТЕ МУСОР НА МЕСТО.

— Вот такие дела, — сказал он.

— Что вы сказали, мистер? — Это была девочка лет шести с бантом на голове и пятнами шоколада на подбородке. Она прогуливала собачку.

— Ничего, — ответил Билли и улыбнулся ей.

— Марси! — закричала издали мать девочки. — Иди сюда!

— До свидания, — сказала Марси.

— До свидания, миленькая. — Билли понаблюдал, как она идет к матери. Белый пудель семенил рядышком. Мать принялась ее за что-то отчитывать, а Билли стало жаль девочку, которая напомнила ему о Линде, когда той было тоже шесть лет.

Но вместе с тем он ощутил внутренний подъем. Одно дело, когда весы сообщают тебе, что ты вернул одиннадцать фунтов веса, но куда лучше, когда к тебе обращаются, как к нормальному человеку. Пусть даже это шестилетняя малышка с собачкой. Возможно она верила в то, что на свете много людей, похожих на огородное пугало.

Вчерашний день Билли провел в Норт-Ист Харборе, не столько ради отдыха, сколько ради восстановления здравого рассудка. Казалось, все в порядке, все нормализуется, но достаточно было взглянуть на пирог, лежащий на телевизоре, и вновь становилось не по себе.

Ближе к вечеру он положил его в багажник машины. Стало немного легче.

Когда стемнело и чувство одиночества усилилось, он достал свою потрепанную записную книжку и позвонил Роде Симпсон. Спустя минуту он уже говорил с Линдой, которая была в восторге слышать его голос. Она в самом деле узнала о заговоре матери. Истина дошла до нее вполне предсказуемым путем. Майкл Хаустон рассказал все своей жене. Жена рассказала старшей дочери, возможно, в пьяном состоянии. Линда с этой девочкой поссорилась из-за мальчика прошлой зимой, поэтому Саманта Хаустон помчалась со всех ног к Линде, чтобы сообщить ей, что ее дорогая мамочка изо всех сил пытается упрятать ее дорогого папочку в дурдом, чтобы он научился плести корзинки.

— И что ты ей сказала? — спросил Билли.

— Я ей сказала, чтобы она себе в задницу засунула зонтик, — ответила Линда, и Билли рассмеялся, хотя слезы текли из его глаз. Но отчасти испытывал грусть. Он отсутствовал меньше трех недель, а голос его дочки звучал так, словно она стала на три года старше.

Линда сразу же направилась домой, чтобы выяснить у матери — правду ли сказала Саманта Хаустон.

— Ну, и что дальше? — спросил Билли.

— Мы здорово поругались, а потом я заявила, что хочу снова поехать к тете Роде. Она ответила, что это неплохая идея.

Билли немного помолчал, потом сказал ей:

— Не знаю, Лин, нужно мне тебе это говорить, но я вовсе не сумасшедший.

— Ой, пап! Ну я же знаю и так! — ответила она чуть ли не презрительно.

— К тому же я пошел на поправку и начал прибавлять в весе.

Она радостно взвизгнула — пришлось отодвинуть трубку от уха.

— Правда? Ой! Это точно?!

— Точно.

— Папочка! Как здорово! Но ты правду говоришь? Не обманываешь?

— Честное слово бойскаута, — ответил он, улыбаясь.

— А когда ты домой придешь?

И Билли, который на следующий день, буквально завтра, собирался войти в дверь собственного дома не позднее десяти вечера, ответил:

— Примерно через неделю, дорогая моя. Хочу еще немного поправиться для начала. Пока что еще выгляжу довольно скверно.

— А-а-а… — протянула Линда разочарованно. — Ну, ладно…

— Но когда соберусь вернуться, я тебе непременно позвоню, по крайней мере часов за шесть до своего прибытия, — сказал он. — Приготовишь нам свое фирменное блюдо. Вроде того, что ты сделала, когда мы вернулись из Моханка, помнишь?

— Да я такую хреновину… Оп! Извини, папуля.

— Прощаю, — сказал он. — А пока оставайся там, с котятами Роды. И чтоб больше никаких перебранок с мамой.

— Все равно не хочу туда возвращаться, пока ты не приедешь, — сказала она. В голосе ее явно прозвучала упрямая решительность. Заметила ли Хейди этот новый тон Линды? Видимо, да. Отсюда: наверно, и ее тон отчаяния, когда говорила с ним вчера по телефону.

Он сказал Линде, как любит ее и положил трубку. Сон пришел легче во вторую ночь, но сновидения по-прежнему были кошмарными. В одном из них он слышал вопли Джинелли из багажника машины, — тот требовал его освободить. Но когда Билли открыл багажник, то обнаружил там не Джинелли, а окровавленного младенца со старческими мудрыми глазами Тадуза Лемке. В ухе младенца была золотая серьга в виде обруча. Голый младенец протянул ручки к Билли и улыбнулся. Его зубы оказались серебряными иглами.

Пурпурфаргаде ансиктет, сказало дитя нечеловеческим голосом, и Билли проснулся, дрожа, в холодном рассвете атлантического побережья.

Двадцать минут спустя он выписался из мотеля и снова поехал к югу… В четверть восьмого сделал остановку, чтобы как следует позавтракать. Но кусок застрял в горле, когда развернул в ресторане купленную газету.

«Однако пообедать мне это не помешало», подумал он, возвращаясь к арендованному автомобилю. «Потому что вернуть свой вес — это самое главное».

Пирог лежал на соседнем сиденье по-прежнему теплый и пульсирующий. Он бросил на него взгляд, завел машину, выехал задним ходом со стоянки и отправился в путь. Рассчитал, что будет дома через час, и им овладело странное и неприятное чувство. После двадцати миль езды он определил это чувство как волнение.

27. ЦЫГАНСКИЙ ПИРОГ