Эвелин Беркман - Случайный спутник

— Соблаговолите передать сэру Фредерику, что его экспонат будет готов к будущей неделе, даже если я умру от перенапряжения. И сделайте милость, присовокупите, что я поражен его гнусной выходкой.

— Я немного отредактирую ваши слова, — улыбнулась она.

— Какая бездна остроумия! — засиял в ответ Тревор. — Голова кругом! И что же вы думаете, — он вдруг переменил тему, — об этих живописных руинах? Неплохо смотрится после Америки?

— Ну, это не последнее слово в музейном деле, — призналась Марта, до смешного счастливая, что разговор затянулся.

— Последнее слово! — Или он умерит свое невообразимое обаяние, или ноги перестанут ее держать. — Это так же современно, как катакомбы, но не настолько умно спланировано. Вы, конечно, слышали о нашем почтенном председателе?

— Благородный лорд, — пробормотала Марта.

— Благородное ископаемое. — Тревор принял высокомерный вид. — Ни один камень этого мавзолея не будет сдвинут с места, или вам несдобровать. Вот если бы бомба свалилась на музей… или на лорда Кеймс-Бартелми. — Он не отрывал от нее глаз. — Увы, этого не случилось.

Широко улыбаясь, она вдруг, неожиданно для себя самой, неловко выпалила:

— Ну, мне… мне пора!

— Разве? — Да, ему было жаль ее отпускать, и он не сделал ни малейшей попытки скрыть это. Сердце ее омыла теплая волна счастья. И внезапно, глядя друг другу в глаза, не соприкасаясь, они на краткий миг сомкнули объятия.

Чуть позже она была уже наверху, не имея ни малейшего представления, как там очутилась.

В тот вечер, добираясь до дому, Марта ждала автобус, ехала в нем, а потом шла пешком все в том же бездумном трансе. Пять минут поговорить с незнакомцем и отойти от него с изумительным чувством перемены! Все, решительно все выглядело иначе, не таким, как прежде: и она сама, и окружающий мир. Хуже того, казалось, что до этого момента в ее жизни ничего и не происходило, так, пустяки какие-то!

«Сумасшедшая, — сказала она себе. — Сумасшедшая». Ее маленькая квартирка тоже показалась ей незнакомой. Позже, перед сном, в попытке ухватиться за что-то реальное, она стала всматриваться в лицо на фотографии в кожаной рамке, которая стояла на ночном столике. Она обещала выйти замуж за Билла Николса, как только вернется в Америку в октябре. Но, глядя на это славное, умное лицо, она ничего не чувствовала: он был где-то очень далеко, как будто она знала его много лет назад и вот только сейчас о нем вспомнила. В его спокойном взгляде ей вдруг почудился упрек, и Марта торопливо перевернула фотографию лицом вниз.

«Завтра, — пообещала она себе, — завтра все будет иначе. Это не может продолжаться долго, уж слишком все глупо».

Она легла спать, думая о Треворе, и проснулась с мыслью о нем. Потом работала в музее как автомат, не переставая грезить о нем. К вечеру эта мука сделалась нестерпимой: ей необходимо было его увидеть. Не позаботившись о предлоге, она спустилась в мастерскую. На полпути, где-то на узкой ненадежной лестнице, она вдруг остановилась, ослабев от внезапной мысли. А вдруг он женат? Наверно. Но как же тогда она смеет вмешиваться в его жизнь, ничего о нем не зная? Замерев в полутьме, она прислушалась к себе и безвольно продолжила спуск. Ее словно несло. Все равно, женат или нет, все равно. У нее нет сил с этим бороться.

Тревор работал в том же углу и, казалось, был полностью поглощен делом, но тут же заметил ее, как будто ждал, и в глазах загорелась откровенная радость.

— Привет! — сказал он, посмотрев на нее с давешней теплотой. И под этим взглядом она вся раскрылась и расцвела, как под лучами солнца. — Я надеялся, что вы спуститесь сюда снова.

— Но на этот раз у меня нет поручения от сэра Фредерика.

Он перестал работать и снова вскинул на нее глаза. Почему-то во всем этом было ужасно много смысла. Потом, вернувшись к работе, сказал спокойно:

— Тем лучше. Но мне придется продолжать, даже пока вы здесь. — И с ноткой извинения показал на то, что делал. — Надобно кончить. Не могу ж я разбить сердечко старому Фреду.

— Конечно, — согласилась она, — я не хочу вам мешать.

— А я хочу, чтобы вы мне мешали, — пробормотал Тревор, едва заметно улыбаясь, но не отрывая глаз от работы.

Они помолчали. Марта была совершенно счастлива, что можно сидеть рядом и смотреть на него. Теперь у нее было время заметить, как искусно он работает: крупные точеные руки мелькали над ворохом инструментов с изумительной точностью, не делая лишних движений. Его костюм, когда-то произведение хорошего портного, был довольно обтрепан. Может быть, конечно, он надевает его для этой грязной работы — с плашками, с папье-маше, красками, разными смесями клея и закрепителей, которые нужно подогревать? Но не значит ли это, что он беден или, по меньшей мере, находится в стесненных обстоятельствах? Она уже готова была служить ему, защищать его.

— Говорите со мной, — почти приказал Тревор.

— Нет, не стоит, пока вы заняты таким копотным делом, — ответила она с явным сожалением, и он кивнул:

— Ну, тогда мы поговорим сегодня вечером. Встретимся в пять и перекусим вместе. Хотите? — Его взгляд устремился ей прямо в глаза с такой откровенной нежностью, что в голове у нее поплыло.

— Хочу, — выдохнула она, и тут ей захотелось побыть одной, чтобы насладиться этим неожиданным счастьем. — До свиданья. До встречи.

Он снова кивнул, и она уже сделала шаг, как вдруг…

— Черт! — воскликнул он с таким ужасом, что она приросла к полу. — Я забыл, совершенно забыл. Я занят сегодня. Скучнейшая деловая встреча. Не представляю, как долго она протянется, и понятия не имею, как ее сократить. — Его отчаяние было так искренне, что сгладило разочарование Марты.

— Ничего страшного, — успокоила она его.

— Как это ничего! — возмутился он. — Но завтра, завтра в пять? Сможем мы встретиться завтра в пять у выхода на Пелэм-стрит?

— Конечно, сможем, — уверила она.

— Нет уж, до завтра далековато. Отлично, мисс Хевенс, давайте-ка спросим об этом сэра Фредерика.

Маневр застал ее врасплох, она тупо постояла с секунду, пока до нее дошел смысл сказанного, и послушно двинулась следом. Они миновали мастерскую и пошли по коридору, через равные промежутки освещенному тусклыми желтыми лампочками. Вдруг он остановился и, прежде чем она что-либо поняла, рывком открыв какую-то фанерную дверь, буквально впихнул ее вовнутрь. Старое здание обладало всевозможными закоулками, альковами и нишами неясного назначения, и в одну из таких ниш, используемых теперь, как подсобка, он и привел Марту. Не мытое годами окошко позволяло видеть ноги редких прохожих, но практически не пропускало света. Было почти темно.