Алексей Курганов - Бродяга

— Улететь, что ли, хотят? Куда?

Капитан неуверенно пожал крутыми плечами.

— Тут к нам в группу лектор приезжал, говорил: к отцам их, значит, тянет. В космос. Только глупость все это! Кого из них охрана еще в запретке бластерами рассеет, кого — на стартовой. А те единицы, которым все же удается запустить двигатели и поднять ракету, тех уничтожает наша ПВО или, на околоземке — станции Межпланетного оборонительного комплекса.

— И все равно пытаются улететь… — задумчиво сказал другой капитан.

— Я же говорю — дураки! — повысил голос первый — Смертники! Изгои! На рудники, на Сатурн, вместе с мамашами… — он неожиданно закашлялся, наверное, простыл в засаде у Богдановки.

Да, клонг, клонг… В загоне ты оказался, клонг… Волком стал, одиноким, озлобленным волком. И, может быть, сегодняшней ночью, чувствуя как сжимается кольцо погони, ты впервые в жизни потянулся к теплу, к человеку, потянулся за помощью, за укрытием — и попал на меня. На доктора, который даже по профессии, я уж не говорю о призваний, должен привечать всех сирых и убогих. А доктор, выходит, тебя оттолкнул, отдал на распыл. И хотя я пострадал сам от тебя здорово, но нет у меня к тебе ни враждебности, ни обиды. На кого обижаться, если само твое появление на этом свете — это большой и больной вопрос: зачем ты родился, с какой-такой целью? Родился нелепо, нелепо просуществовал, наделал глупостей — но ведь не преступлений же, хотя раздеть на морозе — это преступление, не ведь, ты и сам не понял, что преступил? Или все-таки понял? — испугался еще больше, попал сюда, в больницу и отсюда уже не вышел, сгинул бесследно. Да, бластер — штука серьезная. Серьезная.

Вот, собственно, и вся история. Из неврологического отделения я выписался в конце февраля. Прав оказался — сотрясение мозга, хорошо хоть кости черепа остались целы. В марте уже вышел на работу. С Анной Ивановной ругаться не стал. Хотя сначала и подмывало, но она встретила меня с таким виноватым выражением лица, что я махнул рукой — а, ладно, замнем это дело! Ночные дежурства пока беру редко, голова по ночам все-таки побаливает. Да и потом… Вот, в последнюю ночь — дежурил, как нарочно опять вместе с Татьяной Федоровной — во втором часу ночи раздался звонок — и с ней вдруг самая настоящая истерика, да и меня, если уж честно, начало колотить как в лихорадке. И смех, и слезы — на улице больной ждет, какой-то гадости съел, отравился — а медсестру и доктора хоть сейчас в психбольницу отправляй. А вообще, все вошло в обычную колею. Единственное, что все-таки изменилось в моей жизни — я теперь добровольно поливаю те цветы. Ну, те, желтенькие. Правда, иногда все же возвращается мысль: а не забросить ли их куда-нибудь подальше!

Сергей Шалимов

ПАРЕНЬ С ТОРНО

— Берд, — укоризненно сказала мама, когда он протянул руку к тарелке с плодами кейво.

— Да, ма, — невинно отозвался Берд.

— Подожди немного, сейчас отец придет.

— Ну, ма, я голодный, как ошпеньтуа. А пока отец вернется с обхода, и картошка остынет.

— Ничего, ничего. Он уже должен подойти. — Она озабоченно посмотрела в окно. — А картошку мы подогреем.

Она захлопотала, схватила со стола блюдо с картофельным пюре и сунула его в коротковолновую печь. Пока мама проделывала это, на что от силы ушло десяток секунд, Берд умудрился все-таки стащить кейво и даже прожевать и проглотить его.

— Берд! — деланно рассердилась ма.

Но образцово-показательной выволочки не получилось. Хлопнула входная дверь, и вскоре в столовой появился глава семейства. Хмуро бросив взгляд на стол, прошел к умывальнику и начал мыть руки.

— Что случилось, Анджей? — Обеспокоилась ма.

— Черт меня подери! — Взорвался отец. — Будь я трижды проклят, если когда-нибудь смогу спокойно смотреть, как дросы разоряют наши поля. Младшие дьяволы из их рода опять понабежали на плантации. Я посмотрел издалека — ущерб от потравы кукурузы уже сейчас превышает несколько тысяч денежных единиц. А за то время, что я дошел до мэрии и заявил об этом, они наверняка угробили урожая еще больше.

— Что сделаешь, Анджей, — вздохнула ма, — колония дросов заплатит за потраву.

— На что мне их компенсация? Я хочу спокойно работать, чтобы мне никто не мешал, Иначе для чего мы летели сюда?..

Отец уселся за стол, на котором тотчас же появилось блюдо с горячей, дышащей паром картошкой. Отец словно нехотя положил себе на тарелку несколько ложек, добавил туда же салата и лениво начал ковыряться вилкой.

— Па, а почему бы не усилить напряжение тока на ограде? — спросил Берд.

— А что толку? — Тут же отозвался Анджей. — От диких животных ограда защищает поля, и защищает неплохо, а для дросов десяток тысяч вольт — приятная щекотка. И больше тоже нельзя. Ты ведь знаешь — существует конвенция, по которой на всем Торно не найдешь ни одного ствола оружия. А к нему приравниваются все устройства, способные нанести физический ущерб любому из четырех видов разумных существ, населяющих нашу планету.

Получив исчерпывающий ответ, Берд опустил голову, пряча лукавую улыбку. Как будто он сам не знает положение дел на Торно, но стоит только намекнуть кому-нибудь из взрослых на Конвенцию, так те сразу стушевываются, обида или злость отлетает от них со свистом пули, а на их месте приходит привычная апатия лояльности. Берд схватил один кейво и встал.

— Спасибо, ма, все было очень вкусно.

— Ты же ничего не съел, а был голодный, как ошпеньтуа, — удивилась мама.

— Уже сыт. Завтра экзамен по высшей математике, пойду готовиться. — И он выскочил из столовой.

Прежде чем закрыть дверь в свою комнату, Берд прислушался. Отец опять переживал случившееся, правда уже спокойнее, в который раз объясняя ма, как он подошел к кукурузному полю, как увидел бестолковых младших дросов. Как в очередной раз подумал, что мудрая природа недаром наградила высокоинтеллектуальных старших дросов такими глупыми симбиозниками, и что так им и надо, во почему, дьявол их бери, чужие проблемы приходится расхлебывать и людям.

Берд запер дверь и открыл окно. Он осторожно выглянул на улицу. Все спокойно. Оттолкнувшись от подоконника, он пролетел два этажа и мягко, словно кошка, приземлился на пластиковую дорожку.

Он бежал к кукурузному полю задами поселка, перепрыгивая через колючие кусты бижерии и блестящие в свете искусственной луны лужицы бездонных болотных ям.

Как он и предполагал, младшие дросы все еще безмятежно наслаждались минутами заслуженного отдыха. Несмотря на интеллект десятилетнего ребенка, а может и благодаря ему, им, видимо, благополучно удалось избавиться от опеки приставленного к ним старшего дроса. Одни из них, наевшись, грузно делали пробежку и поджав ноги к корпусу, прокатывались какое-то расстояние, приминая растительность, другие забрались в гущу кукурузы и, выдвинув свои телескопические руки, выбирали початки поспелей, а затем со смаком хрустели ими.