Евгений Константинов - Тайна нефритового голубя

Стоя перед водруженным крестом лицом к востоку, Никон продолжал читать молитву:

Господи Боже Вседержителю,

Преобразивый жезлом Моисеевым

Честный и животворящий крест

Возлюбленного сына твоего,

Господа и нашего Иисуса Христа,

Сам благослови и освяти место сие,

Силою и действом честнаго

И животворящего древа крестнаго,

Еже снабди окроплением честныя

Крове Сына Твоего в отогнание бесов

И всякого сопротивления,

Сохраняя место сие…

– Не так, не так имя Божие читает! – скрипел зубами Фаддей, впиваясь железными пальцами в плечи мальчиков, – «Исус» глаголить надобно, без буквы лишней, – говорил он, почти не открывая рта, едва шевеля губами.

Мальчики, морщась от боли, поводили плечами, оборачивались, умоляюще глядя на пышущего злобой человека, но тот еще сильнее сжимал пальцы.

– Вперед глядите! – приказывал Фаддей Солодов. – Запоминайте антихриста Никона, врага нашего злейшего. Видите, как Ирод пальцы для крестного знамения складывает – щепотью! У, нелюдь!

Весной 1652 года умер патриарх Иосиф, десять лет возглавлявший русскую православную церковь. Фаддей Солодов все эти годы был у него банщиком и, помимо того, печных дел мастером. Работником он считался старательным, даже примерным, но, как ни трудился, так и не накопил у корыстолюбивого патриарха маломальского богатства.

Иосиф прославился своей скупостью, нажил тем самым себе множество недругов, и после смерти патриарха царю даже пришлось принуждать духовных отцов, чтобы те попеременно читали молитвы над гробом усопшего, а слуг его, в том числе и Фаддея, задабривать, раздав каждому по десяти рублей, чтобы не разбежались и выполнили церемонию похорон.

Но не деньги удерживали Фаддея от исполнения давнего своего желания покинуть грязную Москву, построить часовенку где-нибудь в глуши Вологодских лесов и в молитвах и одиночестве провести там остаток своих дней. Прежде должен он был достать священного нефритового голубя, спрятанного им в патриарших хоромах.

Про нефритового голубя, которого патриарх Иосиф принял в заклад от одного обедневшего боярина, Фаддей узнал от давней своей знакомой матушки Меланьи. По ее словам, голубь имел божественную силу, и человек, разумно эту силу использующий, мог и сам стать святым.

Много раз пытался Фаддей украсть нефритового голубя, но смог завладеть им только после смерти патриарха. Однако, вынести голубя из покоев Иосифа ему не удалось. Сам царь Алексей Михайлович чуть не застал его за совершением этого грешного дела, когда пришел в мертвецкую. Фаддей едва успел скрыться в соседней келье и несколько часов, умирая от страха, прождал там, пока государь молился у изголовья усопшего, а после собственноручно составлял опись драгоценностей, боясь, что знатное богатство будет растащено челядью.

Фаддей, уверенный, что сможет забрать голубя в любое более удобное время, спрятал его в печке патриаршей кельи, растапливать которую позволялось только ему. Но после похорон, по приказу царя, все кельи Иосифа были заперты, и первым, кто смог в них войти, был преемник умершего – Никон.

Внешне Фаддей Солодов чем-то походил на своего нового хозяина. Был таким же высоким, крепким, густобровым и низколобым. И возраста они были примерно одного, только банщик-печник казался более потрепанным жизнью и каким-то уставшим.

При первой же встрече с будущим всесильным патриархом Фаддей узнал на своей спине тяжесть его посоха. Никону не понравилось, что тот не так усердно крестится и не так низко, как другие слуги, ему кланяется. Они сразу невзлюбили друг друга, но если один был вынужден молчать и только скрипеть зубами, то другой бесцеремонно пользовался своей властью и при любом удобном случае унижал банщика, а вскоре и выгнал его прочь со двора.

Матушка Меланья помогла Фаддею. Приютила его у такой же неопределенного возраста и невзрачной, как и она сама, старушки, у которой он с утра до вечера работал по хозяйству, а ночами молился да слушал проповеди против антихриста Никона заходящих на огонек странничков.

Меланья частенько навещала его и безустанно напоминала о нефритовом голубе. 22 июля 1652 года Никон отправился в Успенский собор, чтобы там надеть себе на голову белую митру патриархов, а Фаддей тем временем пробрался в патриаршие хоромы. Голубь, завернутый в несколько бумаг, был на месте. Фаддей спрятал бесценную птицу за пазуху и никем не замеченный вышел на улицу, где его поджидала матушка Меланья.

Она трижды перекрестила Фаддея маленьким раскрытым складнем, он передал ей голубя, и в этот момент произошло чудо, – и складень, и голубь вдруг засияли одинаковым ярким зелено-желтым светом. Словно солнце зажглось в руках у Меланьи. Фаддей, на некоторое время ослепленный, упал на колени, и, воздев руки к небу, стал выкрикивать на весь двор имя Господа и просить у него прощения за содеянный великий грех.

Люди, увидевшие это, бросились к Фаддею и матушке Меланьи, кто крестясь, а кто похватав дубье, с криками: «Изыди, нечисть!» и «Бей колдунов-волкодлаков!». Меланьи тут же и след простыл – словно она в воздухе растворилась, а Фаддею досталось, да так, что если бы кто-то из набежавшей дворни не крикнул: «Батюшки, да это же банщик наш бывший, Фаддеюшка!» – глядишь и отдал бы он Богу душу.

Так никогда и не узнал Фаддей, кто за ним ухаживал, пока многие дни оставался в беспамятстве. Когда же, наконец, пришел в себя, первым человеком, которого увидел, была та, из-за которой чуть не лишился он жизни. Говорить Меланья ему не позволила, да и не набрался еще он сил для долгих разговоров. Старушка же поднесла к его губам маленькую черную бутылочку и дала сделать один лишь глоток, отчего Фаддей словно уснул, но хорошо запомнил, что сказала ему Меланья, и уяснил для себя, что обязательно должен все ее веления исполнить.

А наказала она ему отправиться той же ночью на розыски столетнего монаха Капитона, поселившегося где-то на берегу речки Клязьмы, протекающей в глуши Владимирских лесов, и остаться у него жить до тех пор, пока не придет от нее весточка. И как ни слаб еще был Фаддей, все же поднялся он с лавки и, еле волоча ноги, ушел со двора, прихватив с собой лишь черную бутылочку, оставленную матушкой Меланьей.

В общине монаха Капитона Фаддей Солодов прожил почти пять лет, пока не дождался, наконец, обещанной весточки от матушки Меланьи. Посланцем от нее прибыл Гурий Силкин – маленький вертлявый мужичонка с порванными ноздрями, с козлиной бородкой и жиденькими волосенками на голове, которую то и дело торопливо почесывал. Был он раза в два моложе Фаддея, однако вел себя с ним и говорил так, словно боярин с холопом.