Елена Блонди - Хаидэ

— Сколько их? — отрывисто спросила княгиня, снова глядя перед собой.

— Еще далеко. Но много, — отозвалась Ахатта.

Техути оглянулся, качнувшись, натянул поводья и отпустил, чтоб не сбить Крылатку с бега. Успел увидеть твердое лицо Ахатты и растерянное — Убога, который крутил головой, глядя на говорящих.

— Уйдем в сторону, — добавила Ахатта, но княгиня вдруг на полном скаку остановила Цаплю:

— Подожди.

Тяжело спрыгнула и подняла руку, приказывая спутникам замереть.

Степь незаметно темнела, подступая все ближе, смазывая верхушки трав и спины курганов, темня лощины и овражки на плоских полынных полях. А над головами застывших всадников дрожали одиночные звезды.

Через покрики птиц и шепот вечернего ветерка донесся еле слышный перестук копыт, будто в решете с одной стороны на другую медленно ссыпали ягоды. Так звучат шаги, когда лошадей много, подумал Техути, тоже спешиваясь, с надеждой торопя наползающую темноту. Степь огромна, а всадники далеко. Если затаиться, они могут проехать мимо.

Стоя на коленях, замершая Хаидэ медленно поворачиваясь, послушала нижние звуки, что неслись над самой землей. Поднялась, так же медленно, слушая те, что повыше, и те, что на уровне ее роста. И, протянув руку Техути, вернулась в седло.

— Ищут нас, — сказала негромко, — от лагеря отрезали, впереди скачут разведчики, цепью.

— Надо спрятаться, — сказал Техути и оглянулся, — ведь есть же…

Пологие холмы круглили спины, распахивали пространства между открытыми склонами.

— Надо уходить, — княгиня натянула поводья и, отпустив, хлестнула Цаплю, ударила в бока мягкими пятками сапожек. Та рванулась вперед и в сторону, трое всадников повернули за ней. Стук копыт заглушил дальний пересып сухих ягод, и какое-то время опасность казалась придуманной и нестрашной. Но они все дальше уклонялись от дороги домой. Техути держался рядом с Хаидэ, с беспокойством думая о том, что было — дрался. И к смерти был приговорен однажды, и убегал из плена. А так же был бит плетьми, но вот в открытом бою — никогда до сих пор. И кто рядом — женщина на сносях, полубезумная ее подруга и неуклюжий бродяга-певец…

Подхлестывая Крылатку, разозлился, ведь говорил княгине, говорил! Женщина остается женщиной, даже если она вождь. Где был ее разум, когда громоздила в седло свое бедное неповоротливое тело! Но подумав так, остановил себя. Его страхи касались внезапных родов, но никак не опасности наткнуться на степных врагов в этих пока что мирных местах. Это были земли племени, но сейчас почти все лагеря снимались, откочевывая в дальнюю степь, на летование, и вот кто-то дождался, подстерег…

Дальний топот прервал его мысли. Копыта их коней уже не заглушали погони. А вечер как назло не торопился. Все также плавало над травами прозрачное серое покрывало сумерек. И полная луна светила все ярче, обещая ночь светлую, как пасмурный день.

Сзади раздался крошечный торжествующий крик — их заметили. Стук дальних копыт сразу усилился, будто протянулась между ними и преследователями невидимая крепкая нитка.

— Уйдем, — сказала княгиня, успокаивая, — у нас, хорошие, кони…

Наддала пятками и Цапля полетела вверх по склону пологого холма. Прятаться уже было бесполезно. Вниз летели так, что ветер свистел в ушах, билась о плечи Техути упавшая с головы шапка, натягивая по горлу сыромятный шнурок. Крики отдалились, а потом снова закололи уши, когда всадники, достигнув вершины, тоже рванулись вниз. И, послышалось или нет — к ним прибавились женские испуганные вскрики и грубый смех.

Впереди темно маячили три холма, уже посеребренные с одной стороны мягким, но безжалостным светом луны. Три Царя называли их и, чтобы не беспокоить мертвых, объезжали стороной, рассказывая о курганах старую легенду. Царь-отец, Царь-брат и Царь-сын возносили к вечернему небу почти одинаковой высоты круглые сутулые плечи, на среднем — вырвались из земли корявые древние камни.

Ахатта, обогнав Крылатку, понеслась рядом с княгиней, поддавая пятками гнедого Шалфея. Засопел рядом Убог, подхлестывая тяжеловатого, как он сам, Рыба. Но хоть и большой, Рыб шел мерно и неутомимо, мелькая рядом с ногой Техути белесым коленом.

— Хей-го! — кликнула вдруг Ахатта, оглянулась, скалясь. Подняла руку, показывая преследователям неприличный знак. Четверка плавно и неумолимо уходила вперед, и перестук копыт звучал утешающей музыкой, полной бесконечной силы. Оторвались, понял Техути, направляя Крылатку вслед за Цаплей, не догонят.

— Хей, — подхватила княгиня, уже дурачась, вся в пылу бега, и вдруг замолчала, не докричав. Споткнулась Цапля, часто перебирая тонкими ногами, всхрапнула и изогнула голову, недоуменно косясь на хозяйку. А та припала к шее, обхватывая, и застонала, сползая на сторону.

— Что? — зло крикнула Ахатта, натягивая поводья и танцуя вокруг, — да, что?

Крылатка сходу обогнал женщин, рассыпались рядом шаги Рыба. Техути приподнялся в седле, поворачиваясь назад. В плывущих сумерках, достигнув почти вершины холма, Цапля стояла, нервно перебирая ногами, Ахатта свесилась, придерживая княгиню. А та, цепляясь за поводья, выпрямилась и простонала:

— Вперед! Давай!

— Нет! — закричала Ахатта, — нет!

— К вершине! — Хаидэ вырвала руку, выпрямилась, обратив к сестре перекошенное болью лицо, — убери лапы, вверх, быстро!

Всхлипнув, Ахатта бросила подругу и поскакала к валунам, торчащим на макушке холма.

— Убог! Лошадей, — княгиня отрывисто бросала слова в промежутки между ударами копыт, — уведешь. Жрец, наверх, за камни. И прыгай!

Техути молча рванулся за Ахаттой, скрывшейся в нагромождении камней. За двумя огромными валунами уже стояла черная тень, но луна ползла по небу, делая ее меньше. Жрец, проведя Крылатку по каменной крошке, спрыгнул и протянул повод подскакавшему Убогу. Тот сжал в руке кожаный ремень, пригибаясь к шее Рыба. И наконец, осторожно ступая, мелькнула в черноте белая Цапля, мотая головой, встала, ожидая, пока хозяйка сползет с мягкого седла. Перехватив повод, Ахатта бросила его бродяге. Убог двинул коня чуть в сторону, лунный свет упал на блестящую шкуру Рыба и на всадника, что выпрямился, поднимая руку.

— Хей-хей-го!!! — заорал Убог и княгиня, падая на колени, придерживая живот, вдруг подхватила, а за ней следом закричала Ахатта, множа крики:

— Хей! Хей! Го! Пошел!

Держась на краю тени и света, Убог рванулся вниз по склону, три лошади, еле видные в длинной тени, гулко застучали копытами, перебивая крики. А снизу к вершине уже накатывался топот, мужчины в седлах кричали торжествуя и угрожающе, летели, казалось, прямо на камни, за которыми в черной тени прижались друг к другу трое, но не дойдя, пронеслись рядом и стали удаляться, преследуя топот копыт уводимой Убогом четверки.