Борис Левандовский - Другая жизнь

Филипп лежит почти на боку, неестественно вывернувшись нижней частью тела и в то же время странно напоминая спящего, насколько может напоминать человек, погибший в аварии девять дней назад, лежит в объятиях голой белесой твари, примостившейся к нему сзади. Некая обособленная часть сознания Ореста отмечает, что тварь залезла в гроб через раскромсанное в щепу днище. Тело Филиппа ритмично дергается, словно в беспробудном загробном кошмаре, но его толкает белесая тварь. Той же самой частью сознания Орест замечает, что штаны Филиппа разорваны сзади в клочья. Он видит, как в такт движениям химеричному подобию человека под белесой пергаментной кожей ерзают жирными червями серые вены, слышит его сипящее рваное дыхание. Кажется, будто оно все еще не замечает чужого присутствия, и только когда Орест замахивается лопатой, медленно поворачивает в его сторону черепообразную голову и открывает огромные, словно затянутые бельмами глаза. Оно щурится от света фонаря и издает вопль, похожий на плач ребенка. И это самый ужасный звук, который Оресту довелось услышать от рождения. Он тоже кричит, хоть и не сознает этого, и вонзает острие лопаты в шею твари. Жуткий детский плач захлебывается, тварь корчится в агонии вместе с мертвым телом Филиппа…

Это тянется невероятно долгое время, и под конец вся яма забрызгана густой темно-красной, почти коричневой кровью.

Ореста начинает трясти в лихорадке от мысли, что делала с Филиппом забравшаяся в гроб неведомая тварь. Он все еще в трансе после случившегося, но на самом дне оскверненной души сознает, что никогда не сможет забыть увиденного, и кто станет теперь ему являться в пророчащих скорую беду снах. И этот кошмарный детский плач…

Он засыпает яму землей, потому что не хочет бросать Филиппа под открытым небом, и работа помогает унять бьющую его дрожь. Когда венки снова укрывают могилу, маскируя большую часть следов недавнего вторжения, приходит рассвет. Но отрезок времени между тем, как он открывает крышку гроба, и первый луч солнца касается небосклона, кажется ему одним мгновением.

Дойдя до ворот кладбища, Орест останавливается. Его мелко трясет — на сей раз от рвущегося наружу утробного смеха. Он сделал все, что было необходимо и даже больше, преодолел боль и собственный страх, сумел попасть в запретное место и пережить худшую ночь в своей жизни…

Но так и не снял часы.

В этом маленьком промышленном городке российской глубинки со странным названием Сутемь (которое, тем не менее, удивительно ему подходило) Орест с первых минут ощутил себя чужаком. И не смотря на проведенные в Сутеми две недели, это чувство не только не ослабло, но стало даже явственнее. Вроде, такие же люди, как и везде, где он бывал раньше, точно так же крышами к небу стоят дома и язык, который он хорошо знал с детства и мог свободно изъясняться (пускай даже сильный акцент жителя Западной Украины сразу же выдавал в нем приезжего). И в то же время — все было совершенно иным.

Блуждая улочками Сгона или спускаясь с вершины Острожного холма, откуда просматривалась большая часть города, Орест чувствовал себя случайным прохожим, заблудившимся среди огромных декораций, где все пытается казаться не таким, каким является в действительности. Словно где-то там, за внешней оболочкой этих декораций, течет иная, тайная жизнь, укрытая от сторонних глаз.

И все же Оресту хватило минувших недель, чтобы не только ощутить присутствие этой жизни, но и научиться видеть ее проявления, как можно заметить абрис чьей-то фигуры за шторой в случайном свете автомобильных фар. Еще в первые дни пребывания в больнице Орест услышал истории, о неких бурденковцах, проводивших до войны в ее нависших над городом серых стенах медицинские опыты над людьми; о тайных культовых местах в окрестностях Сутеми; то и дело улавливал слухи об исчезновении людей или зверских необъяснимых убийствах, о странных явлениях, происходящих то тут, то там по всему городу… не считая того, что случилось с ним самим на Старом кладбище. Это и являлось ее истинной жизнью, которую тщетно пытались скрыть от внешнего мира зыбкие декорации, и имя всему было — Сутемь.

Через четыре дня после визита на кладбище Орест переселился в гостиницу, единственную во всем городе. Последствия аварии сошли почти на нет, и оставаться дольше в гнетущих стенах больницы не имело смысла. По объявлению в местной газете он продал ноутбук Филиппа, предварительно стерев с жесткого диска все данные, — значительно дешевле, чем тот стоил, но деньги постепенно заканчивались. Спустя еще три дня Орест решил вернуться домой; средств, вырученных за ноутбук, только на это и хватало.

Но прежде он должен был кое-что сделать. Вернуться на Старое кладбище. Причина теперь заключалась вовсе не в шепоте проклятых чисел, способных изъесть человеческую душу. Он хотел снова увидеть неведомую тварь в гробу Филиппа, словно знал, что без этого Сутемь его не отпустит, до конца дней обречет слышать ее далекий и так похожий на плач умирающего ребенка крик…

Он снова здесь. И все остальное представляется Оресту полнейшим deja vu, за исключением того, что работа продвигается скорее — благодаря добытой сноровке и перчаткам на руках. «Это практика», — думает Орест, и его губы трогает легкая темная улыбка. Снова так же многоязыко шепчет ветер лентами венков, сваленных за границей светового круга, сырой воздух так же полон измороси, но не так густ плывущий с реки туман, а небо не так плотно затянуто далекими тучами, и лишь ночное солнце, Луна, может наблюдать сверху, узнавая человека, вновь пришедшего творить святотатство.

Наконец острие лопаты встречает препятствием, издавая глухое «туп!», и Орест начинает двигаться еще быстрее. Эта лопата удобнее, у нее укороченная рукоять, не мешающая копать стоя в яме; он купил ее вчера, поскольку старую выбросил в растущие у ограды кладбища густые кусты, не собираясь когда-нибудь вернуться.

На сей раз из гроба не проникает никаких звуков и, поднимая крышку, Орест не ждет увидеть под ней Крысожора. Но и останков жуткой твари тоже не обнаруживает. Внимательно осматривает каждый сантиметр, пытаясь найти хоть что-то. Ничего. Только застывший в нелепо вывернутой позе Филипп; все залито высохшей темной кровью. Орест долго изучает раскуроченные дно и часть правой стенки гроба, откуда влезла белесая кладбищенская тварь, но не находит никаких ответов. Затем его взгляд вновь останавливается на Филиппе.

Что-то изменилось.

Разумеется, говорит он себе, ведь Филипп мертв и поэтому меняется. Но все же он выглядит каким-то уж слишком большим, объемным, гораздо больше, чем в прошлый раз. И еще… Орест удивленно сознает, что почти не ощущает запаха разложения, а ведь он должен был стать еще сильнее, не так ли? Потому что тот, кто заперт внутри гроба, как конфетная начинка, меняется, и не надо даже опускать фонарь, чтобы видеть, насколько сильно.