Василий Гавриленко - Бремя Мертвых

Бум-бум. Удары в дверь.

Так что бы вы делали, товарищи?

Бум-бум.

Пожилая женщина, шаркая тапочками, проследовала в зал. Остановилась у дивана. Вздохнула. Нагнувшись, ухватилась за верхнюю часть дивана.

Тяжело, однако.

Поднапрягшись, приподняла верх дивана, под которым, — похожее на деревянный гроб пространство. Можно использовать для хранения всяких вещей.

От Евгения Николаевича остался топор-колун. Евгений Николаевич этим топором колол на даче дрова. До самой смерти ездил на дачу. Картошку сажал, огурчики. Клубнику привозил корзинками… А потом — инфаркт.

Александра Ивановна вытерла передником увлажнившиеся глаза.

Взяла колун.

Прошелестела тапочками в коридор.

Бум-бум.

В дверном глазке — нечто бесформенное, распухшее. Голова соседки.

Александра Ивановна откинула цепочку, повернула в замке ключ.

Как только соседка шагнула в полутьму коридора, на голову ее обрушился колун. Череп треснул, на передник, на грудь, на лицо Александры Иосифовны брызнул гной и мозги.

Соседка упала на ковер и больше не шевелилась.

Александра Ивановна всхлипнула.

— Прости, Раечка.

Присела на корточки рядом с подругой. Погладила седые волосы.

Ах, Рая-Раечка. Ты, верно, давно в раю.

Аккуратно вытащила колун из головы соседки.

Прошла в ванную. Только успела промыть топор, да умыться, как вода булькнула в кране и перестала течь.

Александра Ивановна ругнула было ЖЭК, да вспомнила: при тех делах, что творятся в городе, вряд ли можно удивляться отсутствию воды. Газа и электричества-то уже три дня, как нет.

Надо бы поесть.

Что там?

Макароны варить нужно, а варить негде.

Килька в томатном соусе.

Хорошо.

Хлеб только где?

Нет хлеба.

Нет хлеба?

Александра Ивановна без сил опустилась на табурет. Еда, считай, закончилась. Что дальше-то?

Разве что…

Нет, она никогда — никогда! — не станет есть Раечку.

Придется выйти наружу.

До ларька, где раньше, до всего ЭТОГО продавали сосиски. Замечательные сосиски, из мяса. Как в советское время. Как в детстве.

Вот только дорогие были сосиски-то. Купишь, бывало, полкило и стараешься растянуть на неделю. Сваришь одну сосиску — и будет.

Александра Ивановна проглотила слюну.

Но теперь-то сосиски бесплатные! Вряд ли эти, которые… Ну, мертвяки. Вряд ли они съели сосиски. Им другое подавай…

Пожилая женщина поднялась, достала из тумбочки ложку и открывалку, вскрыла консервы.

За едой ее решение о вылазке укрепилось, став твердым, как гранит.

Перед глазами плавала на тарелочке аппетитная, свежесваренная, исходящая соком сосиска.

Поев, Александра Ивановна выбросила жестянку в переполненное мусорное ведро. Надо бы завтра захватить мусор.

Мусор захватить.

Александре Ивановне вдруг стало смешно.

Она представила: ее окружили мертвяки, а в руках у нее — мусорка. Нет, братцы-кролики, в руках у нее будет колун Евгения Николаевича.

Спала плохо, даром, что надела на голову колпак и вставила беруши.

Сны одолевали.

Раз привиделось: лежащая в коридоре Раечка поднялась, да — в комнату. И стоит у изголовья.

Александра Ивановна даже поднялась, свечку зажгла, прошелестела в коридор.

Лежит Раечка.

Ах, Господи-Исусе.

За окном — утренний туман. Старая пожарка едва виднеется. На тополе ворона сидит. Нахохлилась. Каркает. Смотри, не накаркай.

Александра Ивановна порылась в шкафу, достала прорезиненный плащ и походный зеленый рюкзак, (спасибо, милый Евгений Николаевич), на ноги — кожаные боты, на голову — платочек.

Вот, собралась вроде.

Женщина прошла в коридор, нашла на трюмо ключи от квартиры.

Придется ли вернуться?

Двадцать лет, как-никак, здесь прожито. От Автобусного Депо, в котором двенадцать лет проработали и она, и Евгений Николаевич, двушка эта получена. Вот радости-то было.

Александра Ивановна прислонилась спиной к стене. Задумалась. Легкая улыбка легла на губы.

Да, новоселье было — дай Бог каждому. Холодец, огурчики, рыбка заливная.

Женщина проглотила слюну.

Однако, пора.

Александра Ивановна подняла с пола колун, перешагнула через Раечку и, открыв дверь, покинула квартиру.

На лестнице — никого. В подъезде — тоже.

Александра Ивановна вышла из подъезда. Холодный влажный воздух коснулся щек, приятно охладил.

Улица пустынна, кое-где темнеют брошенные машины. И автобус-сиротинка. Пятерка. Улица Пушкина — Вокзал. Все. Люди ушли. Гуляйте сами по себе, бензиновые души.

А вон ларек.

Настороженно оглядываясь, Александра Ивановна направилась к будке с рыжей надписью: КОЛБАСА.

Господи-Исусе, как пусто-то. Как тихо.

Дверь ларька распахнута.

Радостная дрожь охватила Александру Ивановну, когда она увидала залежи колбасы и сосисок: на прилавке, на полу.

Не в силах удержаться, женщина схватила сосиску, съела, даже не ошкурив. Есть запашок, конечно, да куда теперь без запашка-то.

Скинула с плеч рюкзак, принялась набивать сосисками и колбасой.

Ай, старая дура, прости Господи. Разогналась!

Александра Ивановна поставила рюкзак на пол. Нет, не унести.

Чувствуя пустоту в груди, принялась вынимать обратно палки колбасы и свитки сосисок.

Жалость-то какая. Пропадет еда.

Да что делать.

Попробовала поднять наполовину опорожненный рюкзак.

Тяжело, но все-таки можно идти. Ведь еще есть колун. Он важнее сосисок.

Кряхтя, Александра Ивановна вскинула рюкзак на плечи, еще раз с сожалением посмотрела на запасы продовольствия, обреченные стать гнилью. Эх.

Ну, помоги Боженька.

Едва пенсионерка вышла из ларька, как увидала их.

Мертвяки.

Три штуки.

Женщина в желтом изодранном платье, да парни в джинсах.

Собравшись с силами, Александра Ивановна побежала к подъезду. Да куда там!

Еще мертвяки. Двое.

Назад.

Развернувшись, она засеменила по мокрому асфальту, тяжело дыша.

Видать, придется бросить рюкзак. Сил нет совсем.

Злые слезы брызнули из глаз. Нет, твари. Нет, суки, живой не дамся!

И сосиски свои вам не отдам. Помру, да не отдам.

Александра Ивановна закричала и обрушила топор на появившегося перед ней мертвяка. Тварь завалилась на спину, из пробитой грудной клетки хлынула желтоватая жижа.

Пенсионерка сделала пару шагов в тумане и уткнулась в металлическое тело замершего у обочины автобуса.

Двенадцать лет верой и правдой отработала во Втором Городском Автотранспортном депо. Да не кондуктором, или там, в регистратуре сидела. Водителем. Одна баба среди мужиков. Даже в газете писали.