Марти Бурнов - Мёртвый город на Неве

Она поднялась и огляделась. Никаких знаков на стене не видно, комната пуста. Антона тоже нет… а это значит, что он может быть жив! Эта мысль немного приободрила.

Невидимое существо продолжало истерически верещать и тянуть ее в сторону камина. Но Лена боялась этого камина. Боялась панически. Она не хотела туда. Она не хотела даже знать, что скрывается за этой проклятой дверью. Она по-прежнему стояла, придерживаясь за подоконник, но силы потихоньку возвращались.

«Сейчас соберусь — и рвану к выходу. Никакой Иван Андреевич меня не удержит! И это место впредь — за километр обходить буду!» — твердо решила она.

Но судьба распорядилась иначе…

В разбитое окно ворвался ветер. Что-то со свистом пролетело над головой. Раздался тяжелый удар и треск ломающегося паркета. Вниз лицом, преграждая собой выход из комнаты, лежал незнакомец в цилиндре.

Лена вскрикнула и едва не упала, сжавшись от накатившего ужаса.

Одежда на нем затлела, и запахло гарью. Лена смотрела, как разрастается на его спине огонь. Секунда — и он вспыхнул, словно факел. Занялся паркет. Дым застилал глаза. Но ужас изнутри обжигал сильнее, чем пламя, что окружило со всех сторон.

Лишь узкая дорожка была свободна от огня. Сделав несколько шагов, Лена оказалась перед камином. Туман шипел и не подпускал к ней пламя.

Потом туман вновь заполнил все вокруг, и огонь исчез. В молочной взвеси она не видела и собственной руки. Она не чувствовала своего тела. Раздался тихий смех, и ее куда-то потянуло.

«Ловушка!» Даже огонь не пугал так, как теперь этот непроглядный туман. Она вырывалась и пыталась уцепиться хоть за что-нибудь. Но пальцы хватали лишь скользкую пустоту. Скрипнула дверь, что-то лязгнуло, и воцарилась тишина.

Лена бросилась вперед, но упругий туман отшвырнул ее. Она пробовала снова и снова. Вокруг была лишь мягкая стена из серого тумана. И каждый раз ее отбрасывало назад. «Отсюда должен быть выход!» Она точно знала: где-то есть дверь. Но так и не удалось ее найти.

Стена тумана все приближалась, и постепенно он сковал Лену, полностью заполонив ее сознание. Она провалилась в серое туманное небытие…

3

— Пшёл вон! — Антона грубо вытолкали в открытую дверь.

От сильного тычка пробежав несколько шагов по инерции, он споткнулся и упал, больно ударившись коленями о булыжную мостовую и угодив рукой во что-то рыхлое и влажное. Все вокруг виделось каким-то мутным и расплывчатым. Была ли в этом виновата пелена, которая застилала сознание Антона с того момента, как он очнулся, или настоящий туман окутывал все вокруг, он понять не мог. Да и не пытался, потому что, почувствовав резкий неприятный запах, оторопело уставился на свою руку.

«Дерьмо! Чертов навоз!» — несколько кусочков дерьма отвалились с рукава его куртки и шмякнулись обратно в кучу.

Послышался стремительно приближающийся стук и скрип. Антон продолжал смотреть на свою руку, словно это могло прояснить, что же с ним случилось.

— С дороги, сучье племя! — двуколка, запряженная парой вороных, неслась прямо на него.

Антон вскрикнул, зажмурился и вскинул руки. Он уже слышал дыхание скакунов. Почти чувствовал, как их копыта разбивают его голову, а колеса повозки перемалывают то, что осталось. И все это как в замедленном кино или как во сне. В кошмарном тягучем сне, из которого не вырваться…

— А ну! — вместо удара копыт его ожог удар бича.

Лошади били копытами над его головой и жутко храпели.

Не помня себя от ужаса, он отполз в сторону. Вороные продолжали бесноваться. Клыки, сверкающие в их пастях, заставили Антона пятиться все дальше и дальше.

Так и не поднявшись, словно каракатица, перебирал он руками и ногами. Уже не обращая внимания на навоз и на ссадины, пятился, пока не уперся спиной в водосточную трубу.

Никогда в жизни, ни в каком кошмаре не видел он такого. Саблезубые лошади? Со светящимися красными глазами? Бред! Но это еще не все. Возница. Его вид добил Антона окончательно. Существо с серо-зеленой кожей, большими раскосыми глазами и огромным, в пол головы, лягушачьим ртом, из которого несколько раз показался змеиный язык, даже с большой натяжкой нельзя было назвать человеком.

«Этого не может быть, потому что не бывает… — прислонившись спиной к водосточной трубе, какой-то необычной, узенькой, пролегающей в специальном желобе, похожей на старинную, странной трубе, Антон решил успокоиться и поразмышлять, — …наверное, белая горячка. Или коньяк у Владимира Анатольевича какой-то специфический. Черт! В который раз зарекаюсь: с клиентами — только деловые отношения! Да! Владимир Анатольевич! Были у него на квартире… на Фонтанке… Лена пришла… эскизы смотрели… потом — в камине ковырялись… ха-ха! Клад искали. И все. Дальше — как отрубило. Чертовщина какая-то!»

Первое, что осознал Антон, очнувшись утром — а утром ли? — это прискорбный факт, что он находится в камере. Об этом говорило все: малюсенькое зарешеченное окно под потолком, массивная железная дверь, сырость, затхлый воздух, холодный каменный пол, на котором он лежал… «Видимо, менты загребли. Здравствуй, обезьянник! А что вчера было-то?»

Но разобраться, что к чему, Антон не успел. Дверь с лязгом и скрипом раскрылась. На пороге стояли двое. И точно — не менты. В какой-то странной форме, как у царских жандармов, и в высоких черных сапогах.

Молча, схватили они Антона за шиворот, выволокли из камеры, протащили по темному коридору и со словами «Пшел вон!» вышвырнули на улицу, наподдав на прощание под зад этими самыми сапогами. И вот он здесь…

Он со стоном поднялся и огляделся. Место незнакомое. Кривая улица, по одну сторону — заросший парк, по другую — дома. Дом, из которого его вышвырнули — самый большой, четырехэтажный, серый, с каким-то зловещим орнаментом и большими глухими воротами, дубовыми, окованными железом. Маленькая дверца вмонтирована в ворота — из нее-то он и вылетел. И никаких вывесок, надписей, знаков… ничего. «Да. Это точно не милиция!»

От запаха навоза затошнило. Антон оглядел себя. Весь в саже, пыли, навозе, да еще и куртка порвана — как бомж!

Осторожно оглядываясь, он перешел улицу и по узенькой тропке углубился в заросли парка. Людей вокруг не было. Оно и хорошо, уж больно вид срамной…

За деревьями виднелся просвет. «Надеюсь — Нева или речка какая, умыться хоть. Что-то не припомню в Питере такого района, чертов коньяк!» — с такими мыслями, Антон действительно вышел к реке или какому-то каналу. Небольшая полянка на берегу была засыпана мусором и имела посередине кострище, обложенное булыжниками.

Вынырнув из тяжких размышлений, Антон пригляделся и вскрикнул. Вернее даже не вскрикнул, а простонал. Голос подвел его, не захотел слушаться. На том берегу речки возвышалась крепость. И вроде бы, ничего страшного, ну, крепость и крепость, но это была Петропавловка. Только стены не красные, а темные, осыпавшиеся и замшелые, а шпиль собора — черный.