Алексей Атеев - Тьма

– Понятно, что ничего не понятно, – отозвался Фрол. – Хренотень какая-то… Открытая вода, бочка… голова от этой чепухи закружилась. Я так понимаю: старая вера – она для стариков, а молодежи это все «до фени». Старики пущай кладут поклоны Иисусу Христу, а мы молимся другому богу.

– Какому же, интересно? – хихикая, спросил Миша.

– Да деньгам! Есть деньги – ты человек, а нет, молись не молись, чуханом и останешься.

Тут надобно слегка отвлечься от основной линии повествования и сообщить читателям, кто же такие эти бойкие молодцы в кирзовых сапогах и фуфайках и как их занесло в сибирские дебри.

Оба родились лет тридцать назад в тогдашнем Свердловске, в одном и том же районе, именуемом «Уралмаш». И двухэтажные домики с тесными квартирками, расположенные неподалеку от центральной проходной одноименного завода, на котором трудились их родители, стояли рядом друг с другом. Фамилия Михаила была Гурфинкель, а Ивана – Казанджий. Ходили ребята в одну и ту же школу, и даже в один и тот же класс, и не то чтобы очень дружили, но относились друг к другу вполне доброжелательно. Вечерами сиживали во дворе на сдвинутых вместе садовых скамейках, слушали завывания местных бардов, пили пиво, пялились на проходящих девчонок.

Мишка был наполовину евреем, а в Ваньке смешалось много кровей, хотя, когда его спрашивали о национальности, он равнодушно отвечал: украинец.

Мишка читал книжки про шпионов и фантастику, Иван предпочитал исторические романы. После школы Гурфинкель направил стопы в институт культуры, а Казанджий, не пройдя конкурс на исторический факультет Уральского университета, загремел в армию. Отслужив положенное, он вновь двинул на историка, закончил университет, поступил в аспирантуру, защитился и стал новоиспеченным кандидатом наук, каковых сегодня – пруд пруди. Мишка же институт культуры не окончил, вылетев с третьего курса. Не особенно огорчившись, он ударился в коммерцию.

Свердловск, ныне Екатеринбург, известен, в частности, и своими криминальными группировками, но Гурфинкель в бандиты не подался, а стал понемногу промышлять на толкучке, причем в довольно специфическом бизнесе; он занимался антиквариатом. Вначале просто скупал и перепродавал всякую мелочовку: каслинское литье, недорогие иконы, кузнецовский фарфор, монеты, рядовые ордена и медали, старые значки и прочее барахло, оказавшееся сегодня в цене. Дела шли неплохо. Появились постоянные покупатели. Но своего лотка, тем более магазинчика, Мишка не имел, справедливо полагаясь на принцип «все свое ношу с собой». В окрестностях Екатеринбурга и соседнего Челябинска немало крошечных старинных городков, где можно было разжиться весьма интересными вещицами. На своем потрепанном «BMW» Гурфинкель регулярно совершал объезды окрестностей, что-то покупал, что-то выменивал… Везде у него имелись знакомства. Он водил дружбу с чистенькими, богомольными старушками, спившимися интеллигентами, вороватыми юнцами с бегающими глазками. Эта пестрая публика исправно снабжала его товаром.

Но время шло, и Михаилу стало тесно в уральской глубинке. Интересующийся антиквариатом народ богател, запросы менялись. Если вчера какой-нибудь «подлинный ценитель» пускал слюни при виде тарелки фабрики Кузнецова, то сегодня ему требовался Фюрстенберг, Веджвуд или, на худой конец, Гарднер. География поездок изменилась. Были забыты все эти Невьянски, Ирбиты и Бакалы. Им на смену пришли Москва, Питер, а дальше – Вена и Лондон. Но Гурфинкель был не только дельцом, но и романтиком в душе. Ему хотелось настоящих приключений. Однако эти приключения должны непосредственно сочетаться с его бизнесом. Так родилась мысль смотаться в Сибирь на поиски старопечатных книг. Тем более у него имелся на этот товар весьма солидный покупатель. И тут Мишка вспомнил про Ивана Казанджия, который, по его сведениям, был специалистом в этой сфере.

Иван жил все в той же квартирке на «Уралмаше» вместе с матерью. Отец его к тому времени умер. Гурфинкель как бы случайно подстерег товарища по детским играм у подъезда и напросился в гости. За бутылкой коньяка он завел разговор о деле. К некоторому удивлению Мишки, Ивана не пришлось долго уговаривать. Он охотно согласился отправиться на поиски редких книг. Финансовую сторону экспедиции Гурфинкель брал на себя. Условия Иван поставил следующие: каждая третья книга, из числа добытых, принадлежит ему. Причем на выбор. Мишка после некоторого раздумья уступил, и как ему показалось, не прогадал. Во-первых, Казанджий точно знал, куда нужно ехать. И потом, несмотря на ученую степень, он оказался отнюдь не «книжным червем», а вполне компанейским парнем. Время как будто не изменило его. Он остался все тем же дворовым пацаном, каким помнил его Мишка. В первый же день в поезде они крепко выпили, расчувствовались, стали вспоминать детство, школу, знакомых девчонок… Словом, путешествие обещало стать не только полезным, но и приятным.

До Абакана добрались в спальном вагоне. Мишка решил шикануть. Там пересели на старенький, насквозь пропыленный автобус и покатили в Кызыл. В этом угрюмом городе, несмотря на помпезный центр и относительно современные девятиэтажки, похожем на огромную трущобу, задерживаться не стали. Мишка хотел переночевать в гостинице, но Иван, которому очень не понравились злобные взгляды, бросаемые на них плосколицыми аборигенами, решил без промедления двигать дальше. Пообедали в кафе со странноватым названием «Пещера» (впрочем, подаваемые блюда были довольно вкусными) и отправились на автовокзал. Такой же грязный автобус, как и первый, только поменьше, понес их вперед, на юг. Проехали еще пару сотен километров, потом вышли в деревушке, названия которой Мишка не запомнил, переночевали в «Доме колхозника», где, кроме них, никого не было, утром позавтракали яичницей с салом и вкуснейшими пирожками с картошкой. Объевшийся Мишка вновь улегся на звенящую растянутыми пружинами железную койку, а Иван куда-то убежал. Вернулся он через час и приказал немедленно собираться. И вот они уже летят на крохотном самолете вместе с пестрой компанией других пассажиров, среди которых старик-тувинец с перевязанной теплым платком щекой, курносая светловолосая молодуха-метиска с грудным ребенком на руках и дородная русская женщина со здоровенным гусаком в деревянной клетке. Сидя на деревянной скамье, Мишка то и дело поглядывал через плечо в иллюминатор. Под крылом низко летящего самолета проносились покрытые лесом горы, остроконечные, голые пики, синие глазки озер. Наконец «лайнер» резко пошел вниз, отчего пирожки с картошкой подступили к самому горлу, и прямо-таки упал на размокшее после дождя поле.