Дин Кунц - До рая подать рукой

– Тебя зовут к другому столику.

Она продолжала смотреть Ною в глаза.

– Если когда-нибудь разведешься, ты знаешь, где я работаю.

Он проводил ее взглядом. Потом, между глотками, пристально изучал бутылку, словно пытался разглядеть за стеклом смысл жизни.

А когда в ней не осталось ни капли, ушел, оставив Френсине щедрые чаевые, превосходившие счет за две бутылки пива.

Городские огни желтизной подсвечивали черное небо. Высоко над головой серебряным долларом висела полная луна. Черный небосвод сиял яркими, такими далекими звездами.

Ной зашагал на восток, обдаваемый ветерком, который поднимали проносящиеся мимо автомобили, пытаясь установить, следят ли за ним. Но «хвост» обнаружить не удалось. Очевидно, подручные конгрессмена потеряли к нему всякий интерес. Его нарочитая трусость и живость, с которой он предал своего клиента, убедили их, что они имеют дело, по современной терминологии, с добропорядочным гражданином.

Он снял с ремня телефон, позвонил Бобби Зуну, договорился о встрече, чтобы тот отвез его домой.

Прошагав еще милю, вышел к универсаму, работающему круглосуточно. «Хонда» Бобби, согласно договоренности, стояла около ящика с пожертвованиями для Армии спасения.

Когда Ной плюхнулся на пассажирское сиденье, Бобби, двадцатилетний, худой, с жидкой козлиной бороденкой и чуть отсутствующим взглядом давнишнего поклонника «экстази», увлеченно ковырял в носу.

Ной поморщился:

– Это отвратительно.

– Что? – спросил Бобби, не извлекая указательный палец из правой ноздри.

– Слава богу, хоть не застал тебя за игрой в карманный бильярд. Поехали отсюда.

– Там было круто. – Бобби повернул ключ зажигания. – Более чем.

– Круто? Идиот, мне нравился этот автомобиль.

– Твой «шеви»? Это же кусок дерьма.

– Да, но это был мой кусок дерьма.

– И все прошло даже лучше, чем я ожидал. Материала у нас теперь выше крыши.

– Да, – без энтузиазма согласился Ной.

– Этот конгрессмен – цвибак.

– Он кто?

– Это по-немецки. Дважды поджаренный гренок.

– Где ты это берешь?

– Беру чего?

– Все эти цвибаки?

– Мысленно я постоянно работаю над сценарием. В школе кинематографии нас учат, что все может стать основой сценария, а уж это тем более.

– Ад как место времяпрепровождения – главный герой фильма Бобби Зуна.

С серьезностью, на какую способны только двадцатилетние с козлиной бородкой, убежденные, что кино – это и есть жизнь, Бобби ответил:

– Ты – не герой. Главная мужская роль – моя. У тебя – роль Сандры Баллок.

Глава 4

Через лес, все дальше и дальше, от зацелованных ночью холмов к укутанным темнотой долинам, из царства деревьев на поле спешит мальчик-сирота. Поле выводит его к изгороди.

Он поражен тем, что все еще жив. Не решается поверить, что убийцы потеряли его след. Конечно, они где-то рядом, по-прежнему ищут его, хитрые и неутомимые.

Изгородь, старая, нуждающаяся в починке, громко скрипит, когда он перелезает через нее. Спрыгнув на землю, он замирает, сидя на корточках, прислушиваясь. Встает, лишь убедившись, что поднятый им шум не привлек ничьего внимания.

Облака, редкими овечками плывшие по небу, вдруг сгрудились вокруг пастуха-луны.

В темноте ночи силуэты построек выглядят загадочными. Амбар, конюшня, коровник, навесы, сараи. Он торопливо проходит мимо.

Тихое мычание коров, всхрапывание лошадей – не реакция на его вторжение. Эти звуки естественны для ночи на ферме, так же как бьющие в нос запахи животных и навоза, перемешанного с соломой.

Утоптанную землю хозяйственного двора сменяет недавно выкошенная лужайка. Бетонная кормушка для птиц. Розы на клумбах. Лежащий на боку велосипед. Шпалера, увитая виноградной лозой, большие листья, грозди ягод.

За шпалерой опять лужайка – и наконец дом. Кирпичные ступени ведут к заднему крыльцу. Дверь открывается легко, без скрипа.

Мальчик замирает на пороге, его волнуют и риск, на который он идет, и преступление, которое готов совершить. Мать воспитывала его в строгости; но, чтобы пережить эту ночь, он должен украсть.

Более того, ему очень не хочется подвергать риску этих людей, кем бы они ни были. Если убийцы придут к этому дому, когда он будет внутри, они не пощадят никого. Они не знают жалости, не оставляют живых свидетелей.

Но если он не найдет то, что ему нужно, в этом доме, придется идти в соседний или следующий за ним. Он вымотался, его гложет страх, он остался один, ему нужен план действий. Хоть на какое-то время он должен остановиться, оглядеться, подумать.

На кухне, осторожно прикрыв за собой дверь, он застывает, не дыша, прислушивается. В доме царит тишина. Очевидно, он никого не разбудил.

Буфет за буфетом, ящик за ящиком… Он находит свечи, спички, задумывается, нужны ли они ему, оставляет на месте. Наконец маленький фонарик.

Ему нужно кое-что еще, и быстрый осмотр первого этажа убеждает его, что поиски придется продолжить на втором.

У лестницы его парализует страх. А если убийцы уже здесь? Наверху. Затаились в темноте. Ждут, когда же он их найдет. Сюрприз.

Нелепо. Такие игры не для них. Они полны злобы, им важен только результат. Будь они здесь, он бы уже погиб.

Он мал, слаб, одинок, обречен. И чувствует, что ведет себя глупо, продолжая колебаться, когда логика подсказывает ему, что опасаться нужно только одного: его поймают люди, спящие наверху.

Наконец он поднимается по лестнице. Ступени возмущенно поскрипывают. Он старается держаться ближе к стене, чтобы свести скрип к минимуму.

Лестница выводит его в короткий коридор. С четырьмя дверьми.

За первой – ванная. За второй – спальня. Прикрывая фонарик рукой, он входит.

Мужчина и женщина лежат в кровати, крепко спят. Оба похрапывают, мужчина – громче, женщина – едва слышно. На комоде декоративный поднос, на нем – монеты и бумажник мужчины. В бумажнике – одна десятка, две пятерки, четыре долларовых купюры.

Хозяева – небогатые люди, и мальчик стыдится того, что вынужден взять их деньги. Дает себе слово, что когда-нибудь, если останется жив, вернется в этот дом и отдаст долг.

Ему нужны и монеты, но он их не касается. Его трясет от страха и напряжения, он может их выронить, разбудив фермера и его жену.

Мужчина что-то бормочет, поворачивается на бок… но не просыпается.

Быстро и бесшумно ретировавшись из спальни, мальчик замечает движение в коридоре, луч фонаря выхватывает пару блестящих глаз, белый оскал зубов. Он чуть не вскрикивает от неожиданности.

Собака. Черно-белая. Заросшая шерстью.

Он умеет находить общий язык с собаками, эта не исключение. Она обнюхивает его, радостно виляя хвостом, ведет по коридору к другой, приоткрытой двери.