Борис Громов - Это! Моя! Земля!

Обрадовав «вченых» я приступил наконец к выполнению основной задачи: чуть ли не бегом погнал Скуратовича сначала на квартиру, за его весьма скромными пожитками, а потом — к КПП в машину. Вопреки моим опасениям, «бригада-ух» ничего не натворила, не упилась дармовым чаем и не отправилась самостоятельно искать приключений. Парни чинно сидели возле стола в караулке и о чем-то беседовали с офицерами из «бодрянки»[4]. Уж не знаю, что они местным в мое отсутствие наплели, но вполне взрослые дядьки с капитанскими да майорскими погонами чуть ли не в рот им смотрели. С другой стороны, рассказать моим есть чего, за эти полторы недели такого нагляделись — ни в одном американском фильме ужасов не покажут. Ну, и старое присловье всех рыбаков, охотников и военных: «Слегка не приврать — хорошую историю испортить» оба Андрея тоже знают очень хорошо. В общем — не скучали они тут. Уже хорошо!

— Все, отцы родные, прощаемся с гостеприимными хозяевами, благодарим их за хлеб-соль и — по машинам. Труба зовет, и все такое.

Парни понятливо подрываются, мы вполне по-приятельски прощаемся с караульными «Вакцины» и, обменявшись взаимными пожеланиями удачи, рассаживаемся в УАЗ. Андреям на заднем сиденье теперь не так вольготно, чтоб посадить посередине Скуратовича им пришлось немного потесниться. Но Солоха, в общем-то, не толстый, просто, как тот Карлсон, «в меру упитанный», Буров — так и вообще, можно сказать, худой. Скуратовича тоже крупным не назвать. Так и разместились, по принципу: «В тесноте, да не в обиде». УАЗ негромко кашлянул стартером и бодро помчал нас в сторону Ярославского шоссе.

И снова смотреть по сторонам, несмотря на яркое и теплое, совсем не мартовское солнце и голубое безоблачное небо, мне откровенно тошно. Потому как в первую очередь бросается в глаза не вся эта весенняя природная красота, а пришедшая, скорее всего, по вине самих же людей Катастрофа. Бредут по обочинам трассы, или просто стоят омерзительными, окровавленными и разлагающимися статуями ожившие мертвецы. Уже перестали дымиться, выгорев дотла, дома, по самым разным причинам вспыхнувшие в первые дни эпидемии, а измятое, рваное железо разбившихся тогда же автомобилей уже затянуло ярко-рыжими пятнами свежей ржавчины. Апокалипсис. Конец света. И ни единой живой души вокруг, словно я, Скуратович и мои сослуживцы — последние нормальные люди в этом умершем и восставшем для страшной и отвратительной не-жизни мире. Если честно, от таких мыслей у меня аж мурашки по загривку забегали. Вроде бы знаю, что это не так, что есть наш Отряд и весь Пересвет в целом, есть соседний Краснозаводск, базы Софринской бригады в Ашукино и ОДОНа в Реутове, есть те же самые «Вакцина» и «Пламя», в которое мы прямо сейчас направляемся, в конце концов. Но мурашкам на это мое знание, похоже, плевать с высокой колокольни, им доводы разума безразличны. Зато что-то древнее, чуть ли не первобытное, из незнамо каких глубин подсознания выползшее, заставляет дыбом топорщиться волосы на затылке. Очень неприятное ощущение, да еще и на неприглядные пейзажи вокруг помноженное, даже такого толстокожего и непробиваемого гоблина, как я, способно вогнать в глубочайшую депрессию. Поглядываю время от времени в зеркало заднего вида, да на сидящего справа Тимура глаза скашиваю: похоже парни себя чувствуют ничуть не лучше. Плохо дело! С таким настроем мы, случись что, много не навоюем. А чем их можно занять или отвлечь от тягостных дум, я даже не знаю — ни одной даже самой завалящей идеи нет, как назло. Только и остается, что жать на газ, чтоб как можно быстрее добраться до Солнечногорска, благо, ни одной машины кроме нашей на шоссе нет: В Москву сейчас ехать желающих, как я понимаю, не так уж много, а из… В общем, кто мог, из нее уже давно вырвался. Остальные либо уже мертвы, либо скоро умрут. Шансы выбраться из замертвяченной столицы сейчас практически равны нулю. Через миллионные толпы зомби на улицах не проскочить. Не поможет, думаю, уже ни машина, ни оружие. Разве что на танке или бронетранспортере… Да только у многих ли они есть? И я о том же…

— Слушай, Борь, а чего мы не по «бетонке» через Дмитров и Клин рванули, а через Ярославку и МКАД? — Тимуру тоже явно не по себе от окружающих «красот» и он, похоже, решил разговором отвлечься, да и меня заодно отвлечь. — Ведь могли бы приличный угол срезать…

— Могли, — согласно киваю я. — А могли и завязнуть наглухо. Потому что «бетонка» — это всего две полосы, одна — туда, вторая — обратно. Да плюс через два не самых маленьких города протискиваться, в которых тоже максимум по две полосы в каждую сторону. Да плюс мост в Дмитрове… А Ярославка — четыре полосы минимум, пусть и с отбойником посередине. И в населенных пунктах сильно узких мест нет почти. Про кольцевую и говорить нечего. На соблюдение правил, полагаю, всем сейчас наплевать, так что чисто по математике шансы проскочить намного выше.

Гумаров несколько секунд молчит, видимо, прикидывает и припоминает маршрут, а потом одобрительно качает головой.

— Угу, не поспоришь, все верно. Ты это, Борь, если «баранку» крутить устанешь — только маякни, сразу подменю. Я водитель хороший.

— Это ты-то хороший? — неожиданно фыркает с заднего сиденья Солоха. — Тима, хорош тут бабушку лохматить! Сказки рассказывать будешь в милиции… Водитель он… А у кого в позатом году «Геленд» поршень на ходу выплюнул?

— Ну, во-первых, — невозмутимо начинает загибать пальцы на правой руке наш татарин, — это когда было, я с тех пор много работал над собой и повышал, понимаешь, профессиональный уровень. Во-вторых, вспомни, сколько тому «Геленду» годков было? Он же ж ровесник кобылы Семёна Буденного, ему уже по возрасту и сроку службы положено было поршнями плеваться…

— А в-третьих? — продолжает ехидничать Андрей.

— Что «в-третьих»? — явно не понял Гумаров.

— Ну, обычно, когда люди вот так же пальцы гнут: «во-первы´х, во-вто´рых»… Короче, подразумевается еще и третий пункт. Или у тебя на него фантазии не хватило?

— В-третьих, шел бы ты в задницу, юморист фигов, — беззлобно и даже с этакой ленцой огрызается Тимур. — Я, может, и не Ральф Шумахер, но, по крайней мере, водить умею. В отличие от некоторых, что только велосипед в детстве и освоили. И то — трехколесный…

Фу, ну, слава богу, отвлеклись мои хлопцы от мрачных дум, даже слега повеселели и зубоскалить начали. Уже хорошо! А то сидели кислые, словно на поминках. Впрочем, почему «словно»? У нас сейчас каждый день — поминки с утра до вечера. По безвременно покинувшей нас прежней жизни и старому миру, который и сам медным тазом накрылся, и процентов восемьдесят, если не больше, народу за собой утянул. Вот их всех и поминаем, оптом, можно сказать.