Самая страшная книга 2022 - Сергей Владимирович Возный
«Не так страшен чорт, как его малюют», — даже мысленно Женя деактивировал плохое слово бубликом «о».
В коридоре кто-то засмеялся. Женя ослабил хватку воротника.
Заставка сменилась декорациями. Знакомый до дрожи профиль луны в окне, Баба-яга и Вий. Отсутствие в кадре Лешего Леши могло быть связано с дезертирством Беленкова. В наказание ковен уволил аватар предателя.
— Добро пожаловать в нашу избушку, дети! Без вас тут совсем темно, и мы играемся в темноте…
Голос Черта разлился по коже холодком. Женя фиксировался на деталях, которые упускал в детстве: неряшливая картинка, затрапезный облик Яги, поскрипывание, выдающее суфлера-кукловода.
«Под столом сидит Чорт». — Женя поежился.
— Спасибо за ваши письма, дети! Нам та-ак приятно! Без них мы бы умерли от скуки, правда, Вий? А, ты еще спишь!
Позади Яги, как мумия короля на троне, восседал Вий. Женя покрылся испариной. Если верить Беленкову, вязаная голова прятала молочные зубы. Под лохмотьями лежала табличка, отковырянная с могильного креста. Неужто маленький Женя это чувствовал, улавливал эманации и оттого дрожал?
Глаз Вия — коридор. Портал из подвала «Альтаира» в квартиры детей…
— Сейчас я покажу вам мой самый любимый рисунок. А вы хлопайте, ладно? Понравится — хлопайте, нет — надуйтесь, как морские ежи! — Баба-яга хихикнула. — Вот и он!
Экран заполнило детское художество.
— Я слышу ваши аплодисменты! Посмотрите, как здорово нарисовал наш зритель маму! Это же мама, да?
«Нет, — подумал Женя, остолбенев. — Это не мама, это Иисус».
Женоподобного Христа Женя в меру таланта скопировал из детской Библии. Христос был подарком бабушке на день рождения. Двадцать два года Женя не видел рисунка, но безошибочно его узнал.
— А кто же автор этой картины? Женечка! Какой ты, Женечка, талантливый мальчик! Мы приглашаем тебя в нашу избушку, приходи и познакомься с Вием!
Одинокий зритель в душной комнатушке отрицательно мотнул головой.
— Настало время разбудить Вия и показать ему Женечкину картину!
На периферии зрения что-то мелькнуло. Тьма зашуршала между стеллажами. Там, где размагничивались никому не нужные кассеты и кружились потревоженные пылинки. Где настоящие ведьмы ползали по могилам и настоящие черти облизывали черные рты.
— Ты видишь?
Женя взвился, дернул штепсель, надеясь, что магнитофон зажует пленку.
Маму он застал у плиты.
— Сынок, на тебе лица нет! Ты захворал? На работе все нормально?
Женя убрал руку, тянущуюся к его лбу.
— Ма, помнишь, была такая передача — «Курьи ножки»? Ты случайно никаких писем не посылала на канал?
— Ой, — мама улыбнулась виновато. — Представляешь, посылала.
Женя поник. Сам не знал, отчего накатилась слабость. Ну посылала, и что? Столько лет прошло, какая к чорту разница, что его мазню, возможно, съела неадекватная женщина?
Лизка съела Христа.
— Хотела тебе сюрприз сделать. Каждый день включала эту передачу, ждала, что рисунок твой покажут. Но не показали почему-то, аж обидно. — Мама всплеснула руками: — «Курьи ножки», да. Ты так их любил.
— Никогда не любил, — пробормотал Женя. — Терпеть не мог.
— Да?
Он вышел из кухни, а мама окликнула:
— Кушать садись! Я щи сварила!
Убранство сторожки состояло из дивана, стула, стола, переносного радиатора. На крючках висели ключи от кабинетов — почти полный набор, сотрудники уже разбрелись по домам. Монитор транслировал зернистую картинку с наружной камеры.
— Вы что-то скрыли, — атаковал Женя с порога сторожки.
Беленков захлопнул книгу.
— Стучать не учили?
— Вы говорили про кошмары. Мне куклы снятся. — Женя зашлепал ботинками по линолеуму, будто топтал подошвами отвратительные сны. — Объясните мне!
— Так и быть. — Сторож убрал книгу — по стечению обстоятельств это был томик фантаста Хайнлайна «Кукловоды». — Я солгал. Я ушел не из-за писем. Письма не были последней каплей. Я сбежал из-за просьбы Лизки. — Беленков вынул из кармана руку. Женя заметил, что левый рукав его толстовки закатан манжетой, а правый свисает пустышкой, слоновьим хоботом. — Лизка сговорилась с нечистой силой. С чем-то в лесу или на кладбище. Она продала свою душу и души детей, которые присылали нам письма.
Жене хотелось закричать, что это сказки, глупости, но рот пересох, язык прилип к небу.
— Лизка просила, чтоб после ее смерти я держал куклу Вия у себя. Я отказался. Я уже верил ей, я уже видел…
— Видели что?
— Чертей. — Беленков посмотрел Жене в глаза.
Пол под ногами качнулся, будто сторожка приподнялась и пошла на птичьих ножках. Это подогнулись Женины колени, но почему тогда ключи зазвякали на крючках? В смежном помещении, вероятно туалете, забурчал унитазный бачок. И словно что-то промчалось на мониторе: то ли птица едва не задела камеру, то ли снежный вихрь.
«Не слушай его, он пьяница, он допился до пластилиновых ч. ртиков».
Но Женя слушал.
— Лизка сама устроила пожар. А может, ее заставили те покровители, которые дали ей лишние пару лет жизни. Она сожгла себя. Но нас — меня и Колпакова — она тоже уничтожила.
Беленков закатал рукав. Культя напоминала вареное тесто, хинкали. Из собранной складками шкуры проглядывала начинка цвета сыра сулугуни — кость, эпифиз. Женя внутренне сжался.
— Я видел куклу. Видел Вия на своей руке. Он требовал поднять его веко. Он сказал: дети рано или поздно придут в избушку.
— Вы же не взаправду, — прошептал Женя.
— Я избавился от руки. — Беленков подвигал обрубком. — Взял болгарку и…
За окном хороводили тени, будто призраки собрались у ворот или что похуже, на букву «ч». Бабушкина подруга хвасталась, что как-то в Прибалтике, в Каунасе, посещала музей, посвященный ч…м, а бабушка хмурилась и норовила сменить тему. Рассердилась: ну хватит, Ленка, «этих» поминать. Подруга и не поняла, кого — этих.
Беленков потрогал культю, словно в пупок палец сунул.
— Вы понимаете, — вспыхнул Женя, — что это бред?
— Пытался понять. В психушке себя уговаривал: ты болен. Почти поверил. А потом сюда устроился. Думаешь, то, что ты здесь оказался, — совпадение? Она нас запрограммировала! Попробуй бороться — черта с два!
— Психушка! — воскликнул Женя в сердцах. — Все ясно! — И выбежал из сторожки за ворота. Расчищенная экскаваторами дорога таяла в дымчатой полутьме. По верхушкам сугробов гуляла поземка.
Завибрировал телефон, звонила Юля, посол нормальности в лихорадочном мире зубастых кукол, отпиленных конечностей, сожженных ведьм.
—
